Если буду жив, или Лев Толстой в пространстве медицины

Ночь. Л.Н. больше не говорил. Спал. Дыхание уменьшилось с 50 до 40, до 36, с четвертого раза опять учащалось. Пульс становился filitornis <нитевидным> (в 2 ч., а потом (кажется, в 3-м ч.) и совсем нельзя было (мне) его прощупать…

После 4 ч. Л.Н. начал охать, стонать, переворачиваться, раз левое колено поднял. Dispnoe expiratoria <предсмертная одышка>.

Руки, ноги теплые.

В 2.40 начал стонать.

В З. (40) injectio – 175 гр. NaChl 0,6 % в берцо <голень>.

Кислород. Обкладываем мешками с горячей водой.

В 4.40 Л.Н. тяжелее дышит. Пульса никакого. Цианоз лица и губ.

Все время клали в постель мешки с горячей водой. Родные и друзья стали входить, взглядом прощаться с Л.Н.

В половине 5-го Щуровский вызвал меня, чтобы попробовать дать попить. Я обратился к Л.Н. Он понял, приоткрыл глаза, левый больше, и сделал глоток с ложки. <У Сергея Львовича: «Душан Петрович подошел к нему и сказал торжественным тоном: “Овлажните свои уста, Лев Николаевич”. Отец сделал глоток».> Через час та же проба. Л.Н. проглотил.

Беркенгейм предложил позвать Софью Андреевну.

В 5 другая инъекция – 175 гp. NaChl в левое и правое бедро. Л.Н. реагировал на боль.

В 5.20 вошла Софья Андреевна, сидела в трех шагах от кровати, шепталась с Усовым… Между нею и кроватью стояли Никитин и я, если бы Л.Н. очнулся и она хотела бы подойти, мы загородили бы путь. Пробыла минут восемь, поцеловала темя Л.Н., потом ее увели.

<У Сергея Львовича несколько иначе: «Около двух часов, по предложению Усова, позвали мою мать. Она сперва постояла, издали посмотрела на отца, потом спокойно подошла к нему, поцеловала его в лоб, опустилась на колени и стала ему говорить “Прости меня” и еще что-то, что я не расслышал… Минут за десять до кончины моя мать опять подошла к отцу, стала на колени у кровати, что-то тихо говорила. Услыхать ее, конечно, он уже не мог».>

В 5.30 другая инъекция – 175 гp. NaChl в левое и правое бедро. Л.Н. реагировал на боль. Еще пускали Oxidon <кислород>. Л.Н. дал знак, что не желает. Стал все труднее дышать и нижней челюстью работать. В 5.45 часто – 50 раз и чаще – поверхностно дышал. В 6.03 – остановка первая <дыхания>. Потом еще минуту дышал. В 6.04 остановка вторая. После минуты в 6.05 еще один вздох – последний. Смерть.

Вне времени и пространства

Его смерть и в самом деле стала пробуждением в новую жизнь. «Помоги мне, Господи, жить вне времени в настоящем и вне пространства в других», – молился он. Новая жизнь Толстого, которая началась его смертью, стала именно такой, какую просил он в молитве.

Время и пространство утратили над ним свою силу. Вчера, сегодня, завтра – он живет вечно, в одном вечном настоящем. Живет не в каком-то определенном физическими законами пространстве, не в пространстве географическом, не в России, Америке или Японии, – живет «в других», в душах людей, в каждом из нас.