Читаем Если буду жив, или Лев Толстой в пространстве медицины полностью

То, что художественно выражено, предугадано в «Смерти Ивана Ильича», Толстой «проходит» теперь на собственном опыте. Вывод, сделанный им для себя по выздоровлении, – собственно, тот самый вывод, который должен сделать вдумчивый, внимательный читатель рассказа: «Здоровье мое очень хорошо. Иногда думаю: что если бы жизнь моя не имела другого смысла, кроме моей жизни и удовольствия от нее, – выздоровление было бы еще ужаснее, чем смерть. У казненного уже была петля на шее, он совсем приготовился, и вдруг петлю сняли, но не затем, чтобы простить, а чтобы казнить какою-то другой казнью».

Страха никакого не было

Смерть не раз появляется на страницах сочинений Толстого – как часть жизни, как завершение ее, и – много больше – как пробуждение от жизни (говорится о смерти князя Андрея) в нечто иное, неведомое, но не страшное и даже по-своему желанное.

Постоянные мысли о смерти, о ее неизбежности, для Толстого прежде всего мысли о жизни. Преодоление страха смерти, вполне объяснимого, – не в героическом акте, единичном поступке, способности победить, переломить в себе страх, а в выработке определенного настроя души, убеждений, образа жизни, которые сами по себе делают страх смерти непонятным, ненужным, несущественным.

Когда князь Андрей понял, почувствовал, что главное в жизни – это любить, жертвовать собой для любви, отдавать лучшее в себе людям, которые живут вокруг, он «уже не боялся смерти и не думал о ней»: Любовь уничтожает «страшную преграду, которая без любви стоит между жизнью и смертью».

В тяжелые дни умирания Ивану Ильичу приходит в голову мысль о неправильно прожитой жизни, но он не в силах поверить этому: «Как же не так, когда я делал все как следует?» – говорил он себе и тотчас же отгонял от себя это единственное разрешение всей загадки жизни и смерти».

Лишь в самый последний момент, когда стоявший у его постели сын-гимназист хватает его руку, прижимает к губам и плачет, когда Ивану Ильичу становится жалко его, и становится жалко жену, подошедшую с неотертыми слезами на носу и щеке и с отчаянным выражением на него смотревшую, когда он понимает, что им жалко его, как и ему жалко их, и что надо сделать, чтобы им не больно было, – лишь в этот момент «вдруг ему стало ясно, что то, что томило его и не выходило, что вдруг все выходит сразу, и с двух сторон, с десяти сторон, со всех сторон…

«А смерть? Где она?»

Он искал своего прежнего привычного страха смерти и не находил его… Страха никакого не было, потому что и смерти не было»…

«О жизни»

Во время болезни Толстой задумывает большое философское сочинение, которое предполагает назвать «О жизни и смерти».

«Жизнь нужна только затем, чтобы она была хорошая» – пишет Толстой.

«Живет всякий человек только для того, чтобы ему было хорошо, для своего блага». Но собственное благо, благо для одного себя ограничено сроком телесной жизни человека, неизбежно прекращается со смертью. Человек оттого и страшится смерти, что вместе с ней, ему кажется, заканчивается благо жизни.

Если человек отдает свою жизнь другим людям, плотская смерть не уничтожает его я, оно остается в мире, воплощенное в памяти, душах, поступках других людей. Сила жизни, составляющая личное я, не только не исчезает, не уменьшается, но, сделавшись достоянием многих, даже увеличивается, действует среди живущих на земле сильнее, чем прежде.

Отречение от блага только для одного себя – не достоинство, не подвиг, а неизбежное условие жизни человека. Иначе вся плотская жизнь превращается в движение к смерти, ожидание и страх ее.

«Довольно мне знать, что, если все то, чем я живу, сложилось из жизни живших прежде меня и давно умерших людей и что поэтому всякий человек, исполнявший закон жизни, подчинивший свою животную силу разуму и проявивший силу любви, жил и живет после исчезновения своего плотского существования в других людях, чтобы нелепое и ужасное суеверие смерти уже никогда более не мучило меня».

Сочинение, которым занят Толстой, называют иногда «философско-публицистической параллелью» к рассказу «Смерть Ивана Ильича». Но, завершив труд, Толстой меняет поставленное первоначально в рукописи заглавие. Смысл рассказа про Ивана Ильича в том, что обыкновенная жизнь человека оказывается на деле не жизнью, а смертью. Смысл же нового труда как раз в обратном: человеку по силам так устроить свою жизнь, чтобы смерть перестала быть границей жизни, избавиться от страха смерти.

Толстой убирает из заглавия слово «смерть» и оставляет только – «О жизни».

<p>За и против</p>

«Лечим симптомы болезни, и это главное препятствие лечению самой болезни».

Лев Толстой
<p>Глава 1</p><p>Вопрос этот осложняется тем…</p>Радиусы и центр

Мы привычно повторяем, что Толстой не любил медицину и докторов. Его суждения, насмешливые и сердитые, исполненные недоверия, порой сурового осуждения, встречаем в его сочинениях, в дневниках и письмах, в занесенных на бумагу свидетельствах его собеседников.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии