«Если», 2012 № 10

— Они захотят осмотреть мое жилище, Даниэль. — Он нервно взглянул на Лекса. — Ясное дело, я не могу этого позволить. Обстановка у меня… хм… нарушает кое-какие правила. — Антонио внезапно развернулся и чопорно двинулся по захламленному полу. — Позвольте предложить вам стулья. — Под его ногами зашуршал мусор — затоптанная мешанина газет, проспектов, писем и обрывков упаковочной бумаги. Лекс нервно теребил дыхательную маску, однако все еще не надевал ее. «Храбрый парень», — подумал Даниэль.

— Пап, ты хоть огляделся тут?

— Ну… — Даниэль всмотрелся в сумрак дома. Несколько лампочек в паре люстр не рассеивали тьму — скорее, ласково озаряли плотные клубы пыли, которая вряд ли когда-нибудь оседала. Они стояли в прихожей площадью с квадратный метр, пол которой был плотно завален бумажным мусором. Однако вдоль стен все же проглядывал великолепный мраморный пол. Прямо перед ними поднималась лестница на второй этаж. Примерно две трети каждой ступеньки были заставлены стопками книг и старых журналов высотой в полметра. Кое-где произошли небольшие обвалы, полностью скрывшие под собой ступеньки. Грязные отпечатки ботинок свидетельствовали, что Антонио все еще пользовался этой лестницей.

Широкий дверной проем справа вел, судя по всему, в бывшую столовую, если Даниэль правильно угадал, что деревянная платформа, уставленная бесчисленными коробками с книгами (да и под собой таившая такое же количество коробок), была старым обеденным столом. Сумрак не позволял разглядеть прочую обстановку за исключением ярко-желтого пятна — скорее всего, участка оконной шторы, освещенного снаружи. Смутно различимые угловатые силуэты возвышались до потолка, и вся комната была совершенно непроходимой.

Просторное помещение слева от входа, принимая во внимание изящную деревянную отделку и украшенный цветами, херувимами и птицами потолок, в свое время могло быть гостиной. Теперь комната была полностью заставлена штабелями коробок в добрых два метра высотой. Кое-какие из нижних коробок частично развалились, хранившиеся в них старые книги в твердых переплетах выгнулись. Этим нагромождениям, по-видимому, должны были придавать устойчивость системы веревок и эластичных шнуров, привязанных к крюкам в оконных рамах, на потолке и в полу — все это напоминало груз, закрепленный на палубе океанского корабля.

Между штабелями извивались узкие проходы, через которые человек комплекции Антонио мог протиснуться лишь боком. Кое-где громоздились неимоверные кипы коричневатых осыпающихся газет. Должно быть, те, что лежат сверху, прочесть еще можно, однако все нижние наверняка искрошились, привнеся вклад в и без того густую пыль.

Кое-где коробки, невзирая на угрозу шаткому равновесию, вытащили — по-видимому, для изучения или демонстрации отдельных экземпляров. Наиболее популярные книги были выложены везде, куда падал взгляд, но по крайней мере с пола их подбирали. Там и сям были разбросаны архивные коробочки из прозрачного пластика, предназначенные, без сомнения, для наиболее ценных малоформатных изданий.

Даже со всем своим опытом анализа ошеломляющих потоков информации Даниэль поначалу не заметил книжных шкафов — возможно, потому что изначально ожидал увидеть книги именно в них. Но в каждой комнате вдоль стен стояли шкафы от пола до потолка, столь скудно освещенные, пыльные и заставленные прочими нагромождениями, что скорее напоминали выцветшие обои с рисунком под библиотеку, нежели нечто трехмерное. В свободных же местах над дверьми были развешаны небольшие самодельные полки из планок и проволоки. А в одном углу с потолка свисала настоящая сеть, набитая книгами, которые так и норовили вывалиться.

— Папа, думаю, мне лучше выйти, — глухо произнес Лекс.

— Понимаю. — Даниэль обернулся: Лекс все-таки надел дыхательную маску. Он выглядел словно перепуганный хирург. — По крайней мере отбросов не видно. Я чувствую запах старых книг, газет, наверное, заплесневевшей бумаги, но гнилью не воняет.

— Па…

— Знаю, знаю. Во всем этом тоже мало хорошего. Ты ведь знаешь, как отсюда выбраться? Где-то через квартал железнодорожная станция, а чуть подальше проходит ветка движущегося тротуара.

Лекс кивнул, пожалуй, чересчур энергично.

— Папа, лучше пойдем со мной. Здесь вредно. — Лекс уже взялся за дверную ручку, и Даниэль понял, что ждать он не будет, что бы там ни решил его беспечный папаша.

Наконец, шаркая по бумаге, в комнате появился запыхавшийся Антонио с тремя побитыми складными металлическими стульями.

— Простите, что заставил вас ждать. Давненько мне не требовалось здесь больше одного стула. Лекс, ты уже уходишь?

— У него проблемы из-за пыли, Антонио.

— Ох-ох, конечно же! Это вредно и мне: не следовало бы дышать всей этой бумагой. К ней можно привыкнуть, но, ей-богу, она убивает. — Старик сразу же перепугался произнесенным словам. — То есть я хочу сказать, если бы вы вдыхали ее продолжительное время, то она могла бы прикончить вас.

Прежде Даниэль такой словоохотливости и застенчивости за Антонио не замечал. Он даже немного смутился.