«Если», 2010 № 09

В небе все было плохо. Сигнус металась из последних сил, обнаглевшие «вороны» бросались на нее все чаще. А между ладоней Ефросиньи что-то сверкнуло, еще раз сверкнуло, и возник тугой клубок света. Олег почувствовал, что волосы на голове встают дыбом. Не от страха. Статическое электричество, понял он. Вроде даже искры в волосах потрескивают. Невольно прикинул градиент и напряженность электрического поля. Это ж сколько вольт на метр? Да какое там вольт — киловольт, если не мега… Она же нас убьет! Замереть, не шевелиться…

Девица медленно завела руки за голову и плавным движением, словно баскетбольный мяч в корзину, отправила сотворенный сгусток плазмы в небеса. Астроном готов был поклясться, что видит эквипотенциальную поверхность, по которой шаровая молния скользнула ввысь и ударила в черную птицу.

Громыхнуло. Завоняло горелым пером. Рваные в клочья останки «ворона» ухнули в пропасть. Второй хищник, сложив крылья, канул в черноту ущелья и затерялся где-то среди сосен.

Все взоры обратились к Ефросинье, Девица тяжело дышала, румянец куда-то испарился — лицо сделалось белее мела.

— Недостойно посвященной Перуну, — сообщила наконец она, — зрить, как навьи твари средь бела дня терзают райскую птицу Сирин.

Иоанн вздохнул и перекрестился. Девица удостоила его презрительным взором и фыркнула. Румянец понемногу возвращался на ее тугие щеки.

— Сигнусадеи, сигнусадеи, — напевно донеслось откуда-то снизу.

Сигнус сидела за кромкой обрыва, на обломке скалы, видимо, служившей некогда опорой для беседки, и теперь Олег мог рассмотреть ее. Голова, как у человека, прекрасное женское лицо, да что там лицо — лик, широко распахнутые прозрачно-голубые глаза, пышные золотые волосы, никогда не знавшие гребня. Точеные плечи, высокая девичья грудь поднимается в частом дыхании. И все это как-то гармонично перетекает-переливается в белоснежное оперение. Огромные крылья сложены, отливают золотом кончики маховых перьев и роскошного хвоста. Продуманное совершенство. А на плече — глубокие порезы, и кровь сочится, течет, пятная белоснежный подгрудок…

И снова знакомый речитатив:

Горе, о горе, пропали все истиннолюди,
Генноморфиды бессильны, бессильны их крепкие чары,
То, что незыблемым мнилось, тотчас же рассыпалось прахом,
Мор, разоренье и глад наступили повсюду,
Смерть на земле и на море, и нету спасенья от смерти.
Так предсказал нам Пророк, тот, кто не был другими услышан,
Но предсказанье сбылось, это горе, о сигнусадеи,
Призванный их охранять обернулся гонителем лютым,
Земли трясутся, и нету спасенья на небе.
Небо свернуло уж свиток, и ангел срывает печати,
Вышел дракон о семи головах, и раздались пучины,
Рушатся тяжко на берег тяжелые валы,
Суша разверзлась, повсюду дымы от пожарищ и пепел,
Пламя и лед, лед и пламя сошлися в стремительной битве,
Горе, о горе, спасения нету, о сигнусадеи!
Мощный Пророк, тот, кто не был услышан, сказал и иное:
Годы забвенья минут, и настанет година спасенья,
Явятся истиннолюди, восстанут из праха и пепла,
Ждите, живите, храните святое запретное Знанье!
Истиннолюди вернутся, возрадуйтесь, сигнусадеи!

Пение смолкло. Сигнус резким птичьим движением склонила голову, заглянув в глаза Олегу. И в душу. Взгляд ее был безмятежен и лишен какого-либо намека на мысль. Широко развела крылья — под ними обнаружились человеческие руки, от локтя переходящие в крыло. Сдвоенный сустав? Впечатление от изящной женской кисти несколько портили длинные, никогда не стриженные ногти… А вот рана… рана зарубцевалась, кровь не течет. Ускоренная регенерация?

— Царевна, — позвал он. — Иди сюда, не бойся…

Сигнус глянула непонимающе, неуклюже развернулась и прыгнула со скалы, распластав прекрасные свои крылья.

— Понял? — он обернулся к Дитмару. — Сигнусы разумны.

— Попугаи тоже разговаривают, — отмахнулся тот. — Зато теперь я уверен в своей правоте. Битва льда и пламени — вот ключ. На Землю рухнула очередная Луна. Человечество погибло, началась Новая Эпоха. Все эти сигнусы и сирены — жалкие мутанты, расы бессильных карликов. Мы же уготовлены для встречи великанов…