А Бекетов остался сидеть, абсолютно опустошенный. Он поверил Шелесту… и в то же время все еще надеялся, что с ним пошутили, сейчас в палатку вернется военспец, кашлянет, улыбнется и признается, что все это розыгрыш.
Но таяли секунды, складывались в минуты, часы, а военспец не возвращался. И тогда майор понял, что он действительно поставлен перед смертельным выбором.
Он глубоко вздохнул, расправил плечи, пробормотал вслух, вспомнив перестрелку с латерантами на озере:
— Простите, ребята, я не знал, что мы коллеги…
Еще раз вздохнул, засунул пистолет в кобуру, встал.
«Что ж, господин контрабандист, сейчас ты мне все расскажешь о своей системе, а уж потом я решу, на чьей стороне воевать…»
Он откинул полог палатки и шагнул в удивительно спокойное и свежее утро новой истории…
Грег Иган
Синглетон
Я шел на север по Джордж-стрит в сторону железнодорожной станции «Таун-холл», размышляя над способом решения хитроумной задачки из контрольной по линейной алгебре, когда путь мне преградила небольшая толпа. Я не стал особо задумываться над тем, почему она здесь образовалась — возле ресторанов часто собираются группы людей. Но когда я попытался обогнуть толпу, стало ясно: это не какие-нибудь служащие соседней конторы, собравшиеся проводить на пенсию коллегу. Потому что увидел объект их внимания. В переулке, метрах в двадцати от них, лежал на спине мужчина, прикрывая лицо окровавленными руками, а над ним склонились двое парней, размеренно и безжалостно взмахивая какими-то тонкими палками. Сперва я подумал, что это бильярдные кии, но потом заметил на концах жердей металлические крючки. Такие палки мне доводилось видеть только в одном месте — в начальной школе. Дежурные по классу вооружались ими, чтобы открывать и закрывать старомодные форточки, расположенные под самым потолком.
— Кто-нибудь вызвал полицию? — бросил я вопрос в толпу. Одна из женщин кивнула, не глядя на меня:
— Да, кто-то позвонил по мобильному пару минут назад.
Поверженный был одет как подручный с ресторанной кухни. Он все еще шевелился, пытаясь защититься, однако кричать от боли уже не мог.
По моему телу пробежал холодок, отвратительное леденящее ощущение, которое на миг опередило сознательный вывод:
Я снял рюкзачок и положил его. Как ни абсурдно, это заставило меня ощутить себя более уязвимым — я всегда боялся потерять учебники. Подумай хорошенько. Ты сам не знаешь, что делаешь. Последний раз я всерьез дрался лет в тринадцать. Я обвел взглядом обывателей, гадая, откликнется ли кто-нибудь на мой призыв броситься на помощь вместе. Вряд ли! Я всего лишь худощавый, невзрачный восемнадцатилетний парень в майке, расписанной уравнениями Максвелла. Ни мускулов, ни характера. Никто не полезет в драку вместе со мной.
А в одиночку я окажусь таким же беспомощным, как и тот бедолага. Эти мужики проломят мне череп в одну секунду. В толпе зевак я заметил нескольких крепких на вид служащих чуть старше двадцати; уж если даже эти парни, играющие по выходным в регби, не набрались духу вмешаться, то каковы же тогда мои шансы?
И я протянул руку к лежащему рюкзачку. Если не помогать, то вообще нет никакого смысла здесь торчать. А подробности я узнаю из вечерних новостей.
И я зашагал обратно. Меня тошнило от презрения к себе. Сейчас не «хрустальная ночь». И внуки не станут задавать мне прямых вопросов. Меня никто даже не упрекнет.
Словно это и есть мера вещей.
— Да пропади все пропадом!
Я швырнул рюкзачок на тротуар и бросился обратно в переулок.
На меня обратили внимание, лишь когда я приблизился настолько, что запах трех потных тел перебил вонь гниющего мусора. Ближайший из громил обернулся и взглянул на меня, едва ли не оскорбившись при виде такого противника, а потом и развеселился. Он даже не стал менять направление удара уже занесенной палки. Когда я обхватил его шею согнутой рукой, пытаясь повалить на спину, он просто пихнул меня локтем в грудь. У меня перехватило дыхание, но я отчаянно вцепился в противника, пытаясь удержать хватку. Он сделал движение, чтобы меня стряхнуть, но я сумел поставить ему подножку, и мы рухнули на асфальт, причем я оказался снизу.