«Если», 2006 № 08

И лишь иногда — очень редко! — я спрашиваю себя: что ему, вечному и бессмертному, до меня, жалкого кусочка протоплазмы, чей жизненный срок измеряется лишь секундами его собственного существования? Зачем он нашел меня вновь после первой встречи на Обломке-15? Почему неустанно сопровождает меня и помогает в самые трудные моменты?…

* * *

Засыпающий мерг — тот, кого люди называли реликтом, — сонно вслушивался в сигналы мозга партнера. Человек немного ошибался, но вряд ли имело смысл выводить его из заблуждения. Это всего лишь их первое совместное путешествие. Человек не умеет отличать одного мерга от другого, родителя от детенышей, которым пришла пора покинуть гнездо, где стало тесно. В прошлый раз спутником партнера был совсем другой мерг. Звезда их прежнего общего мира начинает гаснуть, хотя гнездо совершит еще не один десяток тысяч оборотов вокруг светила, пока человек это впервые заметит. Время для мерга действительно не имеет особого значения, но отчего не воспользоваться взаимной помощью, если пути их миграции совпали на коротком отрезке. У партнера возникли трудности, и мергу пришлось немного помочь ему, потому что он тоже не желал менять маршрут, намеченный изначально. Теперь путешествие завершится успешно, однако скоро их пути разойдутся навсегда. Люди слишком переменчивы и тем сложны для постоянного общения, учитывая, насколько коротка их жизнь. Этот человек, ставший партнером, счастливое исключение, единственный удачный контакт из множества прежних попыток, совершенных за тысячи оборотов гнезда вокруг звезды. Поэтому люди займутся своими делами, а мерг отправится дальше уже в одиночестве, чтобы когда-нибудь построить собственное гнездо.

Чувство печали было незнакомо мергу, но нечто похожее на сожаление он испытывал. Игры, которые придумал человек, ему нравились, жаль, что о них придется забыть. Все же мерг был еще так молод…

Алексей Калугин Кактус

Нас часто называют «мусорщиками». Почему? Нам приходится разбирать обломки, но к уборке мусора наша работа не имеет отношения. «Похоронная команда» — тоже звучит не лучшим образом. Да и не занимаемся мы похоронами. Как-то раз в доке пересадочной станции Гибсон-11 один из рабочих, кивнув в нашу сторону, произнес негромко: «Падальщики». Это уж было совсем гнусно. Колька Жданов, второй пилот «Пеликана», развернулся в сторону трепача с таким видом, что я подумал: сейчас точно убьет. Рабочий, видно, тоже понял, к чему дело идет, и от греха подальше юркнул в узкую щель между штабелями пустых поддонов.

Я долго не мог понять, почему к нам так относятся? Разве мы занимаемся чем-то предосудительным или непристойным? Не нам, так кому-то другому все равно пришлось бы выполнять эту работу.

— Нас не любят, потому что принимают за вестников беды, — объяснил мне капитан «Пеликана» Свенсон. — Хотя на самом-то деле это мы идем за бедой, а не она за нами, — он усмехнулся и согнутым пальцем почесал свой длинный нос, похожий на клюв странной птицы. — Когда я принял «Пеликан» под свое командование, мне первое время тоже было не по себе. Да спроси любого из экипажа, тебе каждый скажет, что первые полгода хотел сбежать. А потом — ничего, сработались.

Официально наша команда именуется «Служба ликвидации последствий аварий в космическом пространстве и противоправных действий, направленных на уничтожение жизни». Здорово, да? Впечатляет? Какие уж тут, на фиг, «могильщики»! Добавьте к этому то, что помимо «Пеликана» в команду входят еще шесть кораблей и действуем мы под эгидой Межсекторного Красного Креста — отсюда и интернациональный состав команды. Я сам, к примеру, из одиннадцатого сектора Шенгенского Союза, капитан Свенсон — из сектора Объединенных Северных Королевств, а Колька Жданов, понятное дело, из Русского сектора. Родом Коля со Старой Одессы. А Старая Одесса — это ведь не просто планета, превращенная в гигантский космический корабль, это особая система ценностей и, я бы даже сказал, своеобразная философия жизни. Впрочем, если вы никогда не были на Старой Одессе, все равно ничего не поймете. Да и речь у нас сейчас не о том.

Занимается наша Служба именно тем, что и следует из ее названия — мы убираем то, что остается после техногенных катастроф в космосе. Но не обломки звездолетов, а тела погибших. В конце концов, мы ведь цивилизованные люди, а потому должны хоронить своих мертвецов, а не оставлять их в вечной пустоте, холоде и мраке.