Ожидая от него именно этих слов, я смотрел не на него, а на остальных членов экипажа. И видел по их глазам, по стиснутым челюстям и сжатым кулакам, что уровень их доверия к идиотской фантазии Бартоло на порядок выше, чем доверие ко мне или верность служебному долгу. Однажды мне довелось испытать подобное, и в тот раз я победил. Поэтому не стал отчаиваться.
— Я не буду спорить с тобой, потому что ты совершенно не прав, — сказал я очень громко и одновременно предельно спокойно. — Ты не единственный специалист в этой области. Интересно узнать, что думает Флетчер?
— Флетчер думает точно так же, — закричал Бартоло еще громче. — И я уверен, что произошедшее с ним — не случайность. Кто-то очень постарался, чтобы Флетчер сейчас ничего не мог нам сказать!
— Это неправда, — отчеканила Ольга. Она вышла из толпы и встала рядом со мной. — Я говорила с Флетчером всего несколько часов назад…
Но Бартоло грубо перебил ее.
— Коммуникатор не работает! — завопил он. — Врата мертвы, они не могут раскрыться и не раскроются никогда!
Беда в том, что это была правда. Только слово «никогда» следовало бы исключить. Коммуникатор бесполезен в полете. Врата не раскрываются в ничто. В сверхсветовом безвременье для них нет опоры. Я начал это объяснять, но речь мою прервали яростные протестующие вопли. Люди подступали ко мне всё ближе, в их искаженных лицах я едва узнавал членов своей команды — тех, кого выбирал лично и предлагал на утверждение Совету. Ольгу бесцеремонно оттолкнули в сторону, они были на грани безумия, они забыли, что командир — это я, и готовы были разорвать меня на куски.
Усыпляющий газ, изоляция, индивидуальный уход и полный контроль за процессом выздоровления — это было единственно правильное решение для каждого из них. Я не собирался терять ни одного члена своего экипажа. Так придется поступить, если мне не удастся овладеть ситуацией.
— Подождите! — я поднял руки, останавливая надвигающуюся толпу. — Кто-нибудь из вас хоть раз слышал об отказе Коммуникатора? Разве такое когда-нибудь случалось?
— Да! — заявил Бартоло. — Обломок, посланный к Вольфа-359, исчез навсегда вместе с командой. И ты об этом знаешь! Они не смогли вернуться!
— Они не смогли долететь, Бартоло, — грустно поправил я его, — это не подлежит сомнению. С ними могло случиться все, что угодно.
— Ложь! — выкрикнул он с ожесточением. — Ты еще расскажи нам сказку про спящего в Обломке реликта, которого они разбудили.
— Реликт — это не сказка… — начал было я, но Бартоло меня перебил:
— Нас кормили этой ложью, чтобы не потерять лицо. Чтобы не признаваться в том, что экспедиция к Вольфа была послана на гибель. Только ребенок поверит в сказки о воскресающих чудовищах пояса астероидов. Все это чушь!
Двенадцать лет назад проходческий комплекс, заброшенный на Обломок-15, был полностью уничтожен, едва он углубился под поверхность астероида, успев передать изображение гигантской бесформенной массы, атакующей механизмы. Камера не показала облик существа — только движение живой, странно переливающейся плоти. Это была единственная встреча человечества с загадочным Нечто, которое вскоре начали называть реликтом, но ее хватило, чтобы запомнить навсегда. Людям так и не удалось выяснить, с кем или с чем они столкнулись. Обломок-15 необъяснимым образом исчез. Он был навсегда утерян в пространстве.
Неудача с экспедицией к Вольфа-359 подлила масла в незатухающее пламя. Может быть, на том обломке тоже оказался реликт? Впрочем, отнюдь не все были склонны верить в их существование, объясняя и первый, и второй инцидент намного более естественными причинами, а ту странную запись — дефектом оборудования.
Я верил.
— Но у тебя нет никаких доказательств, что экспедиция к Вольфа-359 исчезла в результате отказа Врат, — сказал я. — Как нет доказательств неисправности нашего Коммуникатора.
— Доказательства есть, — презрительно сказал он. — Но они доступны пониманию только профессионалов. Никто из вас все равно не сможет разобраться в ситуации.
Круг замкнулся. Я понял, что любые аргументы наткнутся на полное нежелание их воспринимать. Нужно немедленно перехватывать инициативу, однако теперь уже иным способом.
— Альбрехт! — воскликнул я, зная, что он следит за происходящим.
— Я объявляю режим «Экс…»
Договорить до конца мне не удалось. Я почувствовал движение за своей спиной, потом в глазах вспыхнуло — и наступила темнота…
Доктор Кольцов закончил перевязку, и я смог подняться. Повязка слегка давила, в голове гудели чугунные колокола, но в остальном я чувствовал себя сносно. В каюте нас было четверо: я, Альбрехт, Кольцов и Ольга — видимо, единственные, кого не поразило безумие. Мятеж оказался неплохо подготовлен. В общем-то бить меня по голове не стоило. Альбрехта схватили еще тогда, когда я пытался успокоить восставших, так что шансов на успех у меня не было.
Каюту ощутимо качнуло. Пауза, затем еще два толчка подряд.