— Колдунов, — без тени улыбки повторил начштаба. — Ясновидящих, прорицателей, экстрасенсов, ворожей, телепатов, психокинетиков… У них там своя классификация. Мы их всех называем просто колдунами. Весь фокус в том, что когда группа колдунов начинает работать в каком-то одном месте, вражеские колдуны очень быстро их вычисляют и блокируют. А то и дезинформацию какую подкинуть могут. Бывали случаи… Колдунов же, работающих в движущемся вагоне, практически невозможно не то что блокировать, но даже обнаружить, — Глеб Емельянович улыбнулся, наколол на вилку полоску сала и положил ее на кусочек черного хлеба. — Вот так мы и колесим по стране, сея смуту и разброд в стане противника.
— А-а… — Рита перевела взгляд с начштаба на полковника.
— Все это правда, Риточка, — кивнул Павел Николаевич.
— И на что способны ваши колдуны?
Вопрос было откровенно глупый. Более того — неправомерный. То, что Рита задала его, можно объяснить лишь тем, что девушка пребывала в полнейшей растерянности.
— Э, нет, — помахал вилкой с насаженным на нее кусочком маринованного огурчика полковник Скурцев. — Ты, Риточка, и без того уже узнала слишком много.
— Ага, — кивнул невесело Трупень. — Настолько много, что нам остается только ее убить.
— Не пугай девочку, — с укоризной посмотрел на бывшего замполита полковник. — Могу сказать тебе одно, Риточка, — вновь обратился он к будущей студентке. — Многое из того, что ведущие новостей обычно приписывают непредвиденному стечению обстоятельств или воле рока, на самом деле наша работа.
Рита была ошеломлена и растеряна. Кто бы мог подумать! «Литерный», появления которого в Диком всякий раз ждали как чуда, на самом деле… На самом деле таковым и являлся! Армейский поезд, оснащенный бригадой колдунов. Расскажи кому такое… Э, нет, рассказывать было нельзя — государственная тайна!
В дверь негромко постучали.
— Заходи! — рыкнул полковник Скурцев.
Дверь откатилась в сторону.
Более странную троицу, чем та, что вошла в штабное купе, трудно было придумать. Возглавлял ее высокий, очень худой мужчина с гладко зачесанными назад набриолиненными, иссиня-черными, явно крашеными волосами, острым носом и оттопыренными ушами. Одет он был в поношенный черный фрак, под которым вместо белой манишки красовалась рубашка в красно-синюю клетку. Вторым был совсем молодой человек, едва ли не мальчишка, с рыжими всклокоченными волосами, озорным взглядом и весь в веснушках. В костюме его не наблюдалось ничего необычного — джинсы и майка, — если не считать большого круглого значка с надписью «Ленин жив?…» на груди. Третьей вошла пожилая, очень пожилая женщина, явно косящая под цыганку. Маленького роста и полная сверх всякой меры, она, казалось, с ног до головы была закутана в огромную цветастую шаль. Волосы спрятаны под ярко-оранжевый платок, а на необъятной груди позвякивало декоративное монисто — монетки не настоящие, но зато очень много.
— Товарищ полковник! — по-военному приложив руку к рыжим волосам, отрапортовал самый молодой. — Группа колдунов в количестве трех человек по вашему приказанию прибыла!
— Вольно, — усмехнулся Павел Николаевич. — Знакомьтесь, Риточка, — указал он на вновь прибывших. — Того, что из себя военного изображает, зовут Вася Собкин. С виду он неказист, но способен на многое. Один из лучших наших ясновидящих.
— В мире мне нет равных! — вставил Собкин.
— Да ладно тебе, — махнул на него рукой полковник. — В мире!.. Можно подумать, ты в этом мире с кем-то силами мерялся!.. Тем не менее, Риточка, свое дело Собкин знает. При благоприятных гидрометеорологических условиях способен рассмотреть документ, который в Пентагоне у ихнего генерала на столе лежит. Одна проблема — по-английски читать не умеет. Сколько ни пытались научить, все без толку. Видимо, полнейшая неспособность к языкам компенсируется у Васи талантом ясновидящего.
— Именно так, товарищ полковник! — счастливо улыбнулся Вася.
— Господина во фраке зовут Яков Михайлович Вертель, — продолжил презентацию полковник Скурцев. — Прорицатель в третьем поколении. Деда его за неуместные пророчества чекисты расстреляли. С отцом обошлись гуманнее — отправили на Колыму золото мыть.
— Папа и это предвидел, — голос у Вертеля был очень высокий, взвизгивающий на полуистерических нотах. При этом говорил он, как чревовещатель, почти не открывая рта, и на лице его не отражалось никаких эмоций, кроме гордой самоуверенности. — В своей тетради пророчеств он написал, что найдет свою погибель среди снегов. А было ему тогда девятнадцать лет.
— Удивительно, — покачала головой Рита.
— Ага, — саркастически усмехнулся Павел Николаевич. — Только умер папа Якова Михайловича не на Колыме. Он был реабилитирован, вернулся в свой родной Ленинград и уже там, спустя восемь лет, замерз как-то ночью в сугробе. В свидетельстве о смерти сказано: гражданин Вертель находился в состоянии сильного алкогольного опьянения.
— Это гнусная ложь! — вскинул подбородок Яков Михайлович. — Папа выпивал очень редко, только для того, чтобы снять стресс после очередного пророчества.