«Если», 2006 № 02

Марина и Сергей Дяченко: «Пентакль» — это джаз-сейшн. Заранее договорились о цикле из 30 новелл, но среди них и авторские, и «двойнушки», и «тройнушки». Было очень интересно продолжать, подхватывать, импровизировать… Кто что писал — полный секрет. Объявили конкурс читателей — так никто 100 % результата и не имел. Вот это джаз!

Генри Лайон Олди: Было задано общее направление («Украина-мистическая, XX век») — и дальше каждый написал по нескольку рассказов «в тему». А вот затем дошел черед до рассказов совместных, каждый из которых писался по схеме «Рубежа» в миниатюре». Скажем, Валентинов начинает, Дяченко заканчивают. Дяченко начинают, мы заканчиваем. И так далее. Причем, как и в «Рубеже», тот, кто начинал, высылал соавтору кусок текста без всяких комментариев — продолжай! Несколько рассказов были написаны в полном «тройном» соавторстве, чуть больше — в различных вариантах «двойного», но основная часть в «Пентакле» все-таки рассказов «сольных» (хотя говорить «соло» в случае нас или Дяченко как-то, наверное, не совсем правильно). Когда все было написано, мы сообща прописали ряд «связок на заднем плане». Прошлись по всему роману-циклу, почистили (опять же без глубокого вторжения в текст соавторов) — и «Пентакль» был готов.

Марина и Сергей Дяченко: Произведение в соавторстве сродни строительству большого дома, а лучше — замка со множеством комнат, со сложной системой потайных ходов. Мы строим этот замок одновременно, вместе, и каждый делает свою работу. А еще это игра, взаимное удовольствие от находок соавторов, которые одновременно являются и друзьями.

Генри Лайон Олди: Более всего нам всем каждый раз было интересно создавать совместную «полифоническую» композицию, рассматривать концепцию, идею, характеры героев, ситуации под разными углами зрения. И, конечно же, было весьма заманчиво объединить тонкий психологизм и эмоциональность прозы Дяченко, жесткость и точность исторических деталей произведений Валентинова и наши философские и сюжетные изыскания. Ну и, понятное дело, такое непривычное соавторство мобилизует, позволяет посмотреть на текст «незамыленным» взглядом, избавиться от начинающих накапливаться автоштампов и повторов, внести в творчество некую свежую струю, чему-то поучиться у соавторов — и в конце концов написать нечто, чего никто из нас по отдельности никогда бы не написал.

Алексей Пехов, Елена Бычкова, Наталья Турчанинова. «Киндрэт. Кровные братья»

Алексей Пехов: О «К.К.Б.» я узнал, когда книга уже три года находилась в процессе разработки.

Понадобилось еще два года обсуждений, споров, горы черновиков, долгих часов сидения в библиотеках, сбора информации и постоянного дорабатывания сюжета, чтобы мы смогли выйти на финишную прямую, где уже было окончательно решено: роману «быть».

Хочу признаться, что подключился к «Киндрэтам», когда они еще не существовали «физически», но «духовно» были выпестованы на шестьдесят процентов. И эти шестьдесят процентов показались мне столь интересны и перспективны, что я с радостью включился в этот проект. Кстати, написали мы книгу за три месяца плотной совместной работы.

Тройное соавторство — это вам не хухры-мухры. Это головная боль не в квадрате, а в кубе. Если с одним соавтором еще как-то можно договориться по той или иной «ступеньке» в тексте, то когда три совершенно разных человека абсолютно по-своему видят одну и ту же ситуацию, хочется залезть на потолок и вывернуться наизнанку, чтобы вышло то, что в конечном счете удовлетворит всех. Работа шла тремя параллельными файлами, каждый из нас знал центральный мир, героев друг друга, но вел своих персонажей (иногда, правда, уступая их на растерзание соавторам). В итоге получился очень глубоко взаимопроникающий сплав того, что теперь называется «К.К.Б.». Это тот случай, когда я могу смело сказать, что одна голова — хорошо, две — лучше, а три — почти замечательно.

Иногда людям просто интересно работать вместе! (Алексей Пехов и Елена Бычкова познакомились на «Росконе-2003» и через некоторое время поженились — прим. авт.)

Далия Трускиновская, Леонид Кудрявцев. «Баллада о двух гастарбайтерах»

Далия Трускиновская: Я услышала слово, которое в моей голове прозвучало как «мнемозавр» (на самом деле это было нечто иное). Стало интересно: а что это мог быть за зверь? Я спросила Кудрявцева, и он со всей обстоятельностью, достойной Льва Толстого, стал мне объяснять, кто такие мнемозавры. Встал вопрос: а не написать ли рассказ или повесть? Для простоты исполнения мы разложили сюжет на два голоса и, к немалому моему удивлению, эту штуку написали.