На скамеечке перед домом милиционера Филимонова судачил народ. Наверное, обсуждали, что случилось у магазина. На Ашота Кареновича все посмотрели с легким осуждением, словно это его друзья, а не клиенты приезжали, словно это он жену Мамеда за волосы у магазина таскал. От этого башмачнику стало немного обидно, но он все-таки сдержался, вежливо поздоровался с людьми, пересек улицу и вошел во двор, где жила семья Лузгиных. Их старший сын Вовка только что вернулся из заключения, шесть лет отсидел, а теперь валялся на диване и отдыхал от тюремных лишений под блатные песни Михаила Круга. Парень он был неплохой, но авантюрист, просто пробы ставить негде. Потому и попадал вечно в разные неприятные истории. Ашот Каренович подумал вдруг, что пора Вове Лузгину хорошие туфли сшить, чтобы за ум взялся.
Окно было открыто.
— Вовка, — сказал Ашот Каренович. — Выйди, дело есть!
— Ашот Каренович! — Лузгин высунулся в окно, радостно сверкая сизой стальной фиксой. — Вот не думал, не гадал. Каким ветром?
— Дело есть, — снова сказал Ашот Каренович. — Ты свои «берцы» тюремные, в которых с зоны пришел, не выбросил еще?
— Зачем? — удивился Вовка. — Вещь такая, на века. Им же цены нет, сто лет будешь носить и не сносишь! На рыбалку буду ездить!
— Дай мне их, — сказал Ашот Каренович. — Очень нужно. Я верну, быстро верну.
— Для вас, дядя Ашот, все, что угодно, — светски сказал Вовка и исчез.
Вновь показавшись в окне, Вовка протянул ему грубые ботинки. И кожа на них пошла самая поганая, и швы были такие, что стыдно смотреть. Если бы Ашот Каренович когда-нибудь такую погань сшил, он бы навсегда ремесло забросил. Но сейчас эти неуклюжие «берцы» были ему нужны. Очень нужны!
— Хорошо, — сказал Ашот Каренович, принимая тяжелые ботинки. — Ты бы, Вовка, завтра ко мне заглянул, я бы тебе что-нибудь из обуви подобрал. А то хочешь, новые соображу.
— Загляну, — пообещал Лузгин. — Мне завтра все равно к участковому отмечаться.
Ашот Каренович вернулся домой, сел под навес, поставил ботинки на столик и принялся внимательно разглядывать их. Следовало внимательно рассмотреть эти образцы казенного имущества, которые даже честного человека могли в зону загнать. Рассмотреть их, изучить и сшить такие же, только более благородные, из других материалов, и чтобы Владимиру Даниловичу они по ноге пришлись и с его костюмом гармонировали. Но главное — чтобы душе его черной соответствовали. Подлых выходок Ашот Каренович никому не прощал.
«Волны по Севану гонит гневный царь…»
?
Далия Трускиновская, Леонид Кудрявцев
Баллада о двух гастарбайтерах
Потолок логова был покрыт искусственным мхом, и стоило мне чуть-чуть привстать, как я всей спиной чувствовал его теплую шероховатость. Стены оклеили самым мягким, буквально шелковым на ощупь тригрином, а пол я попросил отлить из добротного шерстона. В общем, логово получилось классное. Настоящее логово заслуженного, выигравшего многие и многие схватки гастарбайтера-бойца.
Я лежал в нем и на зеленом, приятном для глаз объем-экране компа строил модель новой серии ударов. Она выросла из разработанной еще полгода назад и ставшей теперь уже привычной «Смены состава заседателей», в которую я добавил несколько элементов из «сговора фракций». Сочетание получилось таким перспективным, что тянуло на отдельное название. Что-нибудь вроде «Бреющего полета над гнездом спикера».
Мысль об этом, а также о том, как я применю этот прием, будила у меня в груди приятное тепло.
Потом рядом с моим логовом послышались голоса людей, что было плохим знаком. Без серьезного повода эти типы не приходят.
Я прислушался.
— А политика… — сказал незнакомый мне человек.
— О политике при нем ни слова, — пояснил главный тренер.
Вот его-то голос можно было опознать без колебаний.
— Однако я считал… если это его хобби…
— То что?
— Один из способов расположить к себе — это поговорить о любимом занятии. Разве нет?
— Ты здорово понимаешь в политике?
— Ну-у-у… в определенных пределах.
— А вот он — великолепно и терпеть не может, когда о ней рассуждают дилетанты. Так что на эту тему с ним ты разговаривать не будешь. По крайней мере, сегодня. Вот все закончится…
— Но тогда… после всего…
— Мы слишком близко к логову. Давай-ка приступим к делу.
— Хорошо, начинаем. Как его вызвать сюда?
— Он уже знает о нашем появлении. У него не очень хороший слух. О чем мы говорили, он не разобрал, но о нашем приходе уже знает. Будь уверен.
— Значит?
— Значит, нам остается лишь подождать. Он сейчас появится. Вот сейчас.
Я сладко потянулся.
Все-таки правильно я в свое время запарил им мозги насчет своего плохого слуха. Иногда это приносит любопытные результаты. Кстати, что именно должно закончиться? А предварительно, что должно начаться?
Ох, не к добру это.
Люди — мерзкие, противные, лживые хорько-лисы. Я вывел эту формулу давным-давно, где-то после десятого-пятнадцатого своего боя. Причем за все последующие годы до настоящего момента признать ее несправедливой как-то не подворачивалось случая.
Противные, лживые хорько-лисы. Пусть подождут, пусть понервничают.