Утром мы снова вышли погулять. Но не успели отойти на несколько шагов, как за нашей спиной раздались крики, шум. Старички, роющиеся у мусорных коробов, шарахнулись в сторону, а из входного отверстия на пустырь высыпали рыбаки, охранники, за ними показались Хабан и Джо.
Беспалый хватал за грудки папашу Мааса, размахивал кулаком перед его носом, а Гинтар безуспешно пытался оттащить его.
— А ну всем тихо! — гаркнул Хабан. — Драться будете за оградой. Сейчас всех выгоню отсюда.
— Я сам уйду, — крикнул в ответ Беспалый. — Только пусть вернет то, что украл!
— Дурной сын дурной матери! — заорал в ответ Маас. — Если бы жезл власти был у меня, сейчас твоя глупая башка валялась бы в отхожем месте. Говори, куда ты ее спрятал, или сейчас я тебе шею сверну!
— Молчать! — Хабан подал знак стражникам, и двое из них, оттолкнув Мааса в сторону, завернули Беспалому руки за спину.
Маас воспользовался ситуацией и успел влепить сыну две оплеухи, но и его мигом скрутили.
— Говорить тихо, но быстро, — велел Хабан. — В чем дело?
— Он украл жезл…
— Что еще за жезл?
— Торговый человек обещал за него хорошую цену, а он подслушал.
— Ты еще поторгуй моим имуществом! — Маас плюнул в сторону Беспалого, но промахнулся.
— Какой торговый человек, Кари, что ли? — вмешался Джо.
Он быстро обежал нас глазами и что-то шепнул дядюшке. Тот нахмурился.
— Ладно, это мы сейчас выясним, — сказал Хабан. — Так что за история с жезлом.
Беспалый открыл рот, и я понял, что дело скверное. Но ничего поделать не мог, осталось лишь слушать, как простодушный рыбак жалуется на своего отца, похитившего символ власти — палицу с лезвиями из прекрасного материала, точь в точь как чешуя Большой Рыбы, но крупнее.
Некоторое время все молчали, переваривая его слова. Я увидел глаза лекаря, и мне стало страшно.
— Где эта палица? — негромко спросил Хабан у старосты. — Кто последним видел Джарвуса? Откуда у тебя его артефакты?
— Да продал он ее купцу, а сейчас строит из себя дурака, — ответил Маас. — Жезл достался мне от отца, а ему от его отца.
— Врешь! — крикнул Саам. — Ты хвастал, что отнял его у чужака. Ты сам хотел продать его купцу.
— А где купец?
— И где, кстати, Керби и мальчик? — добавил Джо.
— Это у него спросите, — Гинтар показал на меня пальцем. — И Кари тоже поищите. Они собирались машину украсть.
Один из охранников тут же заговорил в комм, выслушал, потом обратился к Хабану:
— Тут сообщили, что угнана легкая машина. Вчера вечером была на месте, а сейчас нет. Нашли тело сторожа.
Джо посмотрел на Хабана, а тот на меня.
— Убейте всех, — сказал лекарь. — Они осквернили святое место.
То, что случилось, наверное, произошло за минуту, а может, и еще быстрее. Маас и его сын вырвались из объятий стражников, в их руках сверкнули ножи. Гинтар кинулся под ноги бегущего на него охранника, тот кувыркнулся, но задел рыбака пикой. Хабану не повезло, Маас был рядом и успел дважды пырнуть лекаря, прежде чем на его голову обрушилась дубинка охранника. Гинтар и Беспалый сбили с ног нескольких стражников, но силы были неравны, и они рухнули под ударами тесаков.
Я медленно пятился к двери в ограде, прижимая к себе Катарину. Разобравшись с рыбаками, стражники повернулись в мою сторону. Оружия у меня не было, и они пошли к нам не торопясь, поигрывая тесаками. Я хотел закрыть глаза дочке, но не успел.
Она закричала.
Ее крик словно взорвал меня изнутри, я уже не слышал его, настолько он был высок, казалось, еще немного, и кровь вскипит в моих жилах. Потом наступила тишина, которую нарушал тихий шелест. С поверхности артефакта ударила струя чешуи, она иссекла стражников и, пронзив каменную ограду, исчезла, оставив темный прочерк.
А потом что-то лопнуло в небе. Я невольно поднял голову и увидел, что высоко за облаками возникло радужное сияние. Тогда мы не знали, что это означает.
Все переменилось.
Из рыбаков выжил только папаша Маас. За ним присматривают женщины из деревни, а он возится с детьми паломников, которые и не подозревают, что этот ворчливый старик не так давно был грозой Райской Рыбалки. Эти же паломники расправились с Джо после того, как свидетели происшествия рассказали им о Чуде Разбуженного Дракона. Ливерморец так и не открыл мне, из-за чего лекарь хотел убить нас. Он молчал, когда ему перевязывали раскроенную голову, молчал, когда старцы тащили его к обрыву, и в его пустых глазах не было даже вопроса.
Его судьба — не моя судьба. Я не испытывал к нему жалости, из-за него чуть не погибли мои дочь и жена. Лишь досада, что многое осталось непонятным. Не заботила меня и судьба беглецов Керби, Чакмара и Кари. Вот уж кто не пропадет в ужасном и темном мире, что остался за пределами оазиса.