«Если», 2004 № 03

Почему мы, а не вы? Считайте, это судьба. В тот понедельник я и моя подруга Карла вместе с Ларри и остальными до зари торчали в супермаркете, пока не взошло солнце, начиная еще одну дерьмовую неделю. Я была в свитере, а волосы еще накручены, я даже не накрасилась, когда судьба засунула руку в «Фейруэй» на Семьдесят четвертой улице, будто кукольник, вытаскивающий нас из ящика.

Я прошипела Карле:

— Видишь тех парней? Они за нами следят.

— Замри, — говорит Карла, — может, они хотят нас пригласить?

— А я в таком виде? Никогда.

Да только им было плевать на наш вид, телевизионным ищейкам в узких черных джинсах, коротких тугих курточках, в наушниках и с папками «Признаний» Лого-канала в качестве удостоверения личности.

— Леди, у нас есть для вас работа.

— Мне пора. — Ну ладно, выглядела я так паршиво, что соврала.

Один говорит:

— Настоящая работа. Серьезная. Мы с вашим начальством договоримся.

Другой говорит:

— Ради дела!

Будто это наш патриотический долг.

— Ну давай, Мария, — говорит Карла. — Это ведь ТВ!

— Выбор, — говорят они. — Ваш великий шанс.

Будто это что-то потрясное.

— Подпишите вот тут.

— Да не знаю я… Ну ладно.

Только подумать, чего я чуть было не лишилась! И вы тоже. Если бы не я, они бы взяли ковбоя в красном вместо Билли, и сериал провалился бы.

— «Признания», — прочла Карла на их папках. — Это что?

— Потом объясним.

— «Признания», — сказала я. — Отдает сексом.

Они сдвинули ладони в черных перчатках.

— Да!

На пути из «Фейруэй» мне так не хватало магазина дешевой молодежной одежды! Напомню, поскольку это важно для моей истории, что в тот день лицо у меня было хуже некуда, но выбирать не приходилось: либо отправиться в таком виде, либо потерять место в очереди, и я пошла с ними к микроавтобусу. Они выстроили нас на краю тротуара и закатили речь:

— Когда вы проснулись сегодня, то были обычными людьми, но теперь вы особенные. Вам придется принимать решения — для нас и для всех.

Симпатичное предложеньице. И по сто баксов на нос за час работы. Кто бы отказался? Не говоря уж о телевизионных курточках, которые мы наверняка получим.

Двенадцать, подумала я. Ну прямо присяжные.

— У-у-у! Кофе! — завопила Карла.

— Капучино. Наша цель — ублажать.

Никогда не забывайте, что каналы существуют, чтобы ублажать.

Сначала мне было немножко не по себе, ну да, я просто обалдела от всяческого внимания — бисквитики, сдобные кольца, сумки с Лого-канала, разные сувенирчики, бейсболки. И таблички с нашими именами, чтобы носить в студии — ублажайся, чем душе угодно.

Лифт высадил нас в просмотровом зале пентхауса. Там стояли плюшевые кресла, будто большие пухлые облака, с подголовниками и ковром в тон. Каждому — свой поднос с напитками. И зеркальная стена на случай, если я забыла, до чего паршиво смотрюсь. Девушка раздала распаренные салфетки для лиц, а потом — это надо же! — нас нашпиговали проводочками.

Подключили электроды, ЭЭГ и ЭКГ, чтобы следить, какие эпизоды доведут наши мозговые электроволны до пика и что заставит наши сердца забиться чаще. Потом нам сказали: «Не шевелитесь» — и вогнали в плечи эти чипы, и меня просто жаром обдало, и внутри все запело, будто я была в контакте с Вселенной.

— Что это?

— Новая технология. Не шевелись.

Свет погас, кресла запрокинулись, я посмотрела вверх: и вот он! Что-то во мне зазвенело!

Билли.

Я влюбилась! Он смотрел прямо на меня и улыбался. Я выглядела, как смерть под майонезом на тосте, а мой Билли все равно меня полюбил! Он смотрел на меня ну прямо «Привет, красавица».

Будто наткнуться на Адама, когда мир начался!

Сердце у меня вырвалось из груди и назад не вернулось. У-у, милый, ты хорошо знаешь, кто тебя любит!

Словом, чип или не чип, но я почувствовала в самой моей глубине Билли звенит: да!

Если до вас не доходит, о чем я, значит, вы никогда по-настоящему не влюблялись. Забудьте ковбоя в красном, забудьте всех остальных. С самого начала — Билли. И только Билли.

Когда остальные актеры прекратили выступать, полагалось вспыхнуть свету, чтобы мы сумели заполнить наши карточки предварительного просмотра, но по прихоти судьбы зал остался темным. А лампы вспыхнули за зеркальной стеной, и мы увидели их, стоящих в кабине для прослушивания! Кабина была озарена, будто коробка шоколада, и лица, как трюфеля, а Билли, вишня в шоколаде, стоял посредине и улыбался мне.

Карла ухватила меня за руку.

— Кто это?

Мое сердце ухнуло вниз, и я взвизгнула:

— Билли!

Только я закричала, как лампы в кабине тут же погасли, а просмотровый зал осветился. Открылась дверь, и из нее гуськом вышли все четыре актера. Вернее, три актера и мой Билли; они моргали, будто были построены для полицейского опознания; а за ними три типа в одинаковых костюмах с дощечками для записей и авторучками «Монблан», и следом этот рохля в куртке с избытком карманов, в тенниске и джинсовых брюках (у брюк такой вид, будто они сбежали с войны, на которой он никогда не бывал).

Остальные актеры прихорашивались, но Билли только улыбался: я, крошка, только ты и я.

Я подобралась к краешку этих синих глаз и утонула в них.