Что ж, после получения таких сведений я мог считать нашу миссию выполненной. В подобных условиях никакие дополнительные батальоны положение спасти не могли. Когда управление войсками потеряно — много не навоюешь.
Корпус — вернее, то, что от него осталось — требовалось немедленно с Утеса убрать. Правда, для обеспечения эвакуации нужно было установить связь с полками, рассеянными по дуге радиусом двести километров, и выдать им карт-бланш на отступление. Но эта задача была, в принципе, решаемой. Для этого требовалось либо перебросить с Дола один-два воздушных командных пункта, либо...
— Сир, осознаете ли вы, что сейчас ваш корпус может быть спасен только полной эвакуацией?
— Нет. Нам просто требуется перегруппировка. Мы можем закрепиться на сухих возвышенностях здесь, здесь и здесь.
Генерал показал на карте, где именно.
— После этого, — продолжал он, — я переброшу штаб сюда, дождусь подкреплений и возобновлю наступление.
— Сир, но как вы намерены осуществить перегруппировку, если у вас уже сейчас нет возможности доводить свои приказы до командиров полков?
— Полковник, не пытайтесь думать за весь десантный корпус. Вы разведчик? Вот и разведывайте. А принимать решения предоставьте другим.
Тут в наш разговор вмешался один из штабных офицеров — невысокий подполковник с забавной бородкой клинышком.
— Сир, признаю, что я — лично я — допустил грубые просчеты в планировании этой десантной операции. Готов взять на себя всю ответственность за неудачу нашего корпуса. Но полковник Эффендишах совершенно прав: мы нуждаемся в эвакуации. Мы должны просить, чтобы транспорты начали ее столь быстро, сколь это возможно. А указанные вами возвышенности следует причесать тяжелыми плазмометами и использовать в качестве посадочных площадок.
Это был Петр-Василий Дурново. Я проникся к нему уважением с первой минуты нашего знакомства.
Конечно, вразумить генерала нам не удалось. Такова природа начальства: чем лучше совет, исходящий от подчиненного, тем сильнее генеральская психика сопротивляется голосу рассудка. Наверное, мы с Петром-Василием имели шансы на победу, если бы, заранее сговорившись, провели хитроумную макиавеллианскую распасовку мнений, сомнений и контрмнений таким образом, чтобы золотая мысль «а не пора ли драпать?» зародилась у генерала как бы самостоятельно. Но за стенами штаба берсальеры с треском расстреливали все новые цепи атакующих тойлангских мин, злобно перекрикивались гром и ливень, в соседнем блоке, за тонкой пластмассовой мембраной хирурги пользовали раненых. Судя по воплям, скальпелем служила циркулярная пила, наркозом — новостная пилюля.
В такой обстановке было не до игр с генеральским самолюбием.
— Воля ваша, си-ир, — когда я злюсь, начинаю протягивать некоторые гласные. — Перегруппи-ировывайтесь. Но какие будут приказы для моего разведвзвода?
— Срочно возвращайтесь на орбиту. Доложите обстановку, как есть. Донесите до адмирала Пирона нашу решимость сражаться. Самым неотложным образом мы нуждаемся в берсальерах, средствах связи и левитирующих транспортерах. Я сейчас же высылаю в полки курьеров с приказом занять сухие возвышенности, вырубать лес и готовить площадки для приема десантных кораблей.
Я покосился на подполковника Дурново. Тот — лицо чернее тучи — оформлял донесение командира корпуса на официальном бланке.
При нашем разговоре присутствовали еще несколько офицеров — безмолвные статисты, окончательно потерявшие волю к самостоятельному мышлению, а вместе с ним и к жизни.
А ведь большинству этих болванов сейчас предстоит пролететь на уцелевшей броне по двести-триста километров, разыскивая потерявшиеся части. Эх, пропадает корпус почем зря...
Мне отсюда до катера — двадцать минут. Полет до флагмана — час с лишним. В лучшем случае через полтора часа я привезу командованию донесение генерала и свое персональное мнение: корпус надо с Утеса выводить. Послушают, конечно, генерала, а не меня. При этом, пока Пятый и Седьмой Флоты будут согласовывать дальнейшие действия, пока будет вырабатываться боевой приказ, пока, в конце концов, в штаб корпуса доставят новое оборудование связи...
С такими невеселыми мыслями я засунул бланк донесения в сканер своего скафандра и, запасшись таким образом электронной копией, поместил оригинал в герметичный транспортный контейнер.
Мне оставалось только пожелать смертникам всего хорошего.
— Удачи, сир, — генералу. — Удачи, коллеги, — Петру-Василию и другим офицерам.
В комнате охраны штаба меня дожидались активанты.
«НУ???!!!» — прочел я в их глазах.
— Мы здесь лишние, господа. Возвращаемся.
Если бы не субординация, они, наверное, разорвали бы меня в клочья — как сторожевые псы, которым на всю свору в качестве обеда выдали одну сморщенную морковку.
Мы надели шлемы, вышли под дождь, погрузились на транспортер и осторожно поползли через позиции берсальеров.