— Я надеялась, что ты знаешь. Она не сказала? Значит, никому не известно. Отцовская ДНК не была зарегистрирована. Очевидно, это была не сперма из банка данных и, к счастью, не от лицензированного клона. Отцом мог стать кто угодно, даже какой-нибудь наркоман. Таких у нас предостаточно.
— Мальчика звали Бобби?
— Да, так захотела Энн. Она годами кочевала по клиникам. Однажды во время ремиссии она объявила, что идет по магазинам. Последний, с кем Энн говорила, был Бобби. Через пару недель ему как раз исполнялось шесть. Она сказала, что хочет выбрать ему в подарок пони. Но больше ее никто не видел. Она прямиком отправилась в хоспис и подписала требование на эвтаназию. Ей дали три дня на размышление и предложили консультанта и помощь, но она отказывалась кого-либо видеть. Даже меня. Бен подал протест: из-за болезни его жена неправомочна принимать подобные решения. Но суд с ним не согласился. Насколько я понимаю, она предпочла принять быстродействующий яд. Ее последние слова: «Пожалуйста, не нужно меня ненавидеть».
— Яд?
— Да. Ее пепел в маленькой картонной коробке прибыл как раз в день рождения Бобби. Никто не сказал ему, куда делась мать. Он подумал, что это подарок, и открыл.
— Понятно. Бобби ненавидит меня?
— Не знаю. Он был странным малышом. И в тринадцать лет уехал в школу космонавтов. Он и Бен никогда не ладили.
— А Бенджамен ненавидит меня?
Содержимое котла как раз в этот момент перелилось через край, и Кэти поспешила к плите.
— Бен? О, Бена она потеряла еще задолго до смерти. По правде говоря, я всегда считала, что это он подтолкнул ее к пропасти. При его нетерпимости к чужим слабостям… Как только стало ясно, сколь тяжело она больна, он бросил ее на произвол судьбы. Он бы развелся с ней, но гордость не позволяла.
Она сняла с полки миску, налила супа и отрезала хлеба.
— А потом и он года два был не в себе. Ни с кем не общался. Ну а через пару лет все забылось. Опять стал добрым стариной Беном. Разбогател. Обзавелся подружкой.
— Это он уничтожил все мои симы. Верно?
— Возможно. Хотя он утверждал, что это сделала Энн. В то время я ему еще верила.
Кэти поставила обед на маленький инкрустированный столик.
— Я бы и тебе предложила, но…
Она начала есть.
— Итак, какие у тебя планы?
— Планы?
— Да. Симополис?
Энн пыталась подумать о Симополисе, но мысли быстро смешались. Как странно… Она вполне способна связно думать о прошлом, все воспоминания были достаточно ясны… но будущее ускользало от нее.
— Не знаю, — выговорила она наконец. — Наверное, следует спросить Бенджамена.
Кэти сосредоточенно нахмурилась.
— Думаю, ты права. Но помни, ты всегда желанная гостья в Кэтиленде. Можешь жить с нами, сколько захочешь.
— Спасибо, — кивнула Энн.
Она рассеянно наблюдала, как ест старуха. Рука дрожала так сильно, что каждый раз, поднося к губам ложку, Кэти была вынуждена поспешно наклоняться, чтобы не расплескать суп.
— Кэти, — вдруг сказала Энн, — ты могла бы сделать для меня кое-что? Я больше не чувствую себя новобрачной. Не могла бы ты убрать это омерзительное выражение с моего лица?
— Почему «омерзительное»? — удивилась Кэти, откладывая ложку и с завистью изучая Энн. — Если не нравится, как ты выглядишь, можно отредактировать себя.
— Я не знаю как.
— Используй программу-редактор, — бросила Кэти, но тут же спохватилась: — Господи, я все забываю, до чего же примитивны первые симы. Даже не знаю, с чего начать!
Немного поразмыслив, она вернулась к еде. Потом сказала:
— Лучше не буду и пробовать: а вдруг у тебя вырастет нос или что-нибудь в этом роде.
— А как насчет нового платья?
Кэти снова задумалась, глядя в одну точку, но внезапно вскочила, ударившись о стол и расплескав суп.
— Что? — встревожилась Энн. — Что случилось?
— Блок новостей по Уоднету, — сообщила Кэти. — Восстание в бухте Провидения. Это здешний областной центр. Что-то связанное с Днем Освобождения. Мой русский еще недостаточно хорош! О, какой кошмар! Бомбардировки… трупы… Послушай, Энн, я лучше отошлю тебя…
Энн вновь очутилась в гостиной. Она ужасно устала от бесконечных перемещений, тем более что от нее ничего не зависело. Она совершенно бессильна и не имеет власти над своей судьбой. Комната была пуста, подружки, слава Богу, исчезли, и Бенджамен еще не вернулся. Очевидно, маленький синелицый медальон все это время занимался самовоспроизведением: все стены заполняли сотни его близнецов, к тому же не ладивших друг с другом: в комнате стояли невообразимый шум, ругань и визг. От шума болели уши. Правда, стоило им заметить Энн, как все мгновенно заткнулись и уставились на нее с неприкрытой злобой.
По мнению Энн, этот безумный день длился чересчур долго. И тут ужасная мысль осенила ее: симы не спят.
— Эй, — окликнула она тот медальон, который считала оригиналом, — вызови Бенджамена.
— Какого хрена ты тут приказываешь? — нагло спросил синелицый. — Я тебе что, личный секретарь?
— А разве нет?
— Именно что нет! Собственно говоря, теперь это моя комната, а ты влезла на чужую территорию. Так что лучше сматывайся поскорее, пока я не стер твою задницу!
Остальные поддержали его, громко потешаясь над Энн.