«Если», 2002 № 08

Мидори окунулась в воду, чтобы смочить тело. Ее нынешняя инкарнация обладала экономным холоднокровным метаболизмом, и все же энергия у нее была на исходе. На мгновение мне показалось, что она слишком устала.

Я подождал, пока ее голая, цвета хаки голова снова покажется на поверхности. Лишенными век мутными глазами Мидори вперилась в созданное мной глянцевое побережье, а я разразился собственной тирадой:

— Почему смерть внушает вам такой ужас? Мы были мертвы еще до того, как покинули Землю. Сорок тысяч мертвых душ, заключенных в компьютере. Ха! А вы еще говорите о «выживании»! Наша незаслуженная вторая жизнь была чистым праздником. Большинство удовлетворилось этим банкетом и не желало ничего иного. Ведь это естественно. Наши создатели на Земле и рассчитывали на такой отсев. Иначе чего ради посылать столько тысяч? Они мыслили с размахом, понимаешь?

Сойдя в воду, я подошел к ней ближе, чтобы она могла лучше меня слышать — на случай, если ей придется уменьшить длину волны передатчика.

— Через триста лет мы поселим на этой планете людей, — продолжал я. — Людей, выращенных в тех же автоклавах, из которых вышло то тело, какое ты сейчас носишь. Мои геологические формации привлекут внимание их потомков. Они догадаются, насколько мала вероятность того, что лава способна потечь подобным образом. Они возьмут пробы, обнаружат в них химические отвердители и таким образом найдут ключ к своему происхождению. Надежда всегда остается.

Она глядела на меня с сомнением.

— Подрывные акции. Возможно, мой долг донести на тебя. Мне следует подать на тебя жалобу, — радиоголос леди Мидори упал до шепота.

— Переходи на мою сторону, — предложил я. — Остальные хотят, чтобы наши новые люди начали с пустого места. Адамы и Евы в райском саду, рождающие детей и внуков. Нам полагается прятаться среди этого «местного» человечества. Нам положено оставить их в неведении и не разыгрывать из себя богов, потому что это может наградить вечным комплексом неполноценности.

— Да! Пусть они развиваются своим собственным путем! — горячо отозвалась леди Мидори. — Новый мир. Так и было задумано.

— Но они сами выдумают себе богов. Почему бы нам не предложить себя вместо магии и предрассудков? Мы ведь всего лишь скажем правду. Мы уже обустраиваем эту планету. Во всяком случае те из нас, кто пережил перелет. Мы многому можем их научить.

— Мы и станем учить их, но в скрытой форме, — возразила леди Мидори. — Мы обретем плоть и подвергнемся риску смерти. Тем самым мы подавим себя. Уменьшим опасность, какую мы представляем. Согласись, мы не так уж надежны. Сколько наших друзей впало в безумие, друзей и любимых! Способны ли мы утверждать, будто сами стабильны, только потому, что кое-кому удалось преодолеть путь среди звезд? Статистика против нас. Осталось всего девятьсот душ! Девятьсот из сорока тысяч!

Говоря о политике, я нечасто смеюсь. Глупости, которые смешили меня десять лет назад, сегодня пугают.

— И это политика здравомыслящих людей? Подавлять правду и позволять ей просочиться по капле? Санта-Клауса не существует? Ну ладно, теперь вы достаточно взрослые, чтобы знать: Санта-Клаус существует. Но ему нельзя доверять!

— А им и не следует нам доверять, — с жаром возразила леди Мидори.

— Давай не станем притворяться худшими, чем мы есть на самом деле, — ответил я. — И их худшими делать не будем. Зачем растить поколения первобытных людей? Зачем повторять десять тысяч лет истории? Колонистам такое по силам? Смогут они, не имея собственной истории, пройти путь от охоты и тотемных рисунков до научного взгляда на мир? Нет, давай отдадим им все наши технологии.

— Чтобы они могли умереть, лишившись разума, как мы? — вскинулась леди Мидори. — Чтобы они могли играть в изысканные игры, тяготиться от изысканной пресыщенности и совершить изысканное самоубийство?

— Нет! И снова — нет. Проклятие! Но скажу вам вот что. Если по прошествии восьмисот лет личность самообнуляется — это выбор самоубийцы. Почему это запугало вас настолько, что вы ударились в поддельный примитивизм?

Наш спор был далеко не абстрактным. Речь шла об общих друзьях, тех, кого мы знали всю жизнь. За долгие годы полета одни предпочли обнулить себя, другие удалились в изгнание в лабиринтах виртуальных фантазий, ушли в солипсизм столь глубокий, что исчезла всякая надежда на контакт с ними. Таких мы звали безумцами. Думать о них было болезненным для нас обоих. Леди Мидори отвела взгляд.

— Мы ходим кругами…

Я же только набирал обороты. У меня был десяток аргументов против политики партии Подавителей. В роли секретных учителей они получали право решать, какую правду и какую ложь они станут скармливать нашим подопечным, в то время как моя фракция предлагала новой расе лучшее будущее. Мы видели себя разумными существами со Старой Земли, которые, живя среди людей, открыто бы заявили, что обустроили этот мир; мы по желанию переходили бы из одной роботизированной инкарнации в другую и были бы готовы разрешить любую проблему колонистов. Но Мидори все это уже слышала раньше. Зачем дразнить ее?

Я сменил тему разговора.