«Если», 2002 № 05

— Спасибо, Стив. И все равно я ничем не могу тебе помочь.

* * *

Тем же вечером или, точнее, уже ночью я впервые вошла в белый храм Воинствующей Церкви, чтобы раз и навсегда выяснить отношения с Богом. Храм был очень красив; в нем была даже внутренняя стена — настолько длинная, что, прежде чем попасть внутрь, мне пришлось обойти храм чуть ли не кругом. Наконец я села на переднюю скамью и задумалась, с чего начать и как начать. Взгляд мой случайно упал на крест над престолом, и самый вид его неожиданно рассердил меня, хотя другому человеку эта картина показалась бы прекрасной и возвышенной. Крест был строг и прям, как сама истина, и ему не было дела ни до кого, ни до чего.

Некоторое время я сидела неподвижно, мрачно разглядывая его. Наконец я набралась храбрости и спросила:

— Так ты говоришь, ты и есть ответ?

Я — ответ, сказал крест.

— Мой отец раздавлен страхом — страхом перед чаго, перед будущим. Он боится умереть и боится жить. Каков же твой ответ?

Я — ответ.

— Мы стали беженцами, мы живем на подачки проклятых вазунгу, моя мать выращивает маис, а моя сестра жарит его и продает у шоссе. Где же ответ?

Я — ответ.

— Существо с другой планеты отняло у нас все, что мы имели. Но оно хочет еще больше, и ничто, ничто не может ему помешать. Как остановить чаго? Скажи, где найти ответ?

Я — ответ.

— Ты утверждаешь, что ты — единственный ответ на любой вопрос, который только может задать человек, но что это значит? Каков ответ на твой ответ?

Я — ответ, сказал со стены молчаливый, строгий крест.

— Это не ответ! — заорала я. — Ведь ты даже не понимаешь, о чем тебя спрашивают, как же ты можешь быть ответом? Какая в тебе сила?! Никакой. Ты ничего не можешь. Моим близким нужна я, а не ты, и я сделаю то, на что ты не способен!

Я вышла из храма спокойно, не торопясь. От богов, в которых больше не веришь, не убегают. Я шла, не замечая людей, которые глядели на меня во все глаза.

* * *

На следующий день я отправилась в Найроби искать работу. В целях экономии пришлось идти пешком. По дороге мне попадались одни мужчины — они прогуливались с друзьями, собирались группами на обочинах шоссе, продавали самодельные угольные жаровни из листовой жести или батарейные лампы, мастерили что-то из старых покрышек и ржавых металлических деталей, сидели на корточках у дверей своих хижин. Где-то должны быть и женщины, но я не видела ни одной, и мне стало не по себе. Мужчины откровенно ощупывали меня взглядами, и у всех без исключения были глаза жителей трущоб — глаза, которые замечают только то, что можно использовать. К счастью, я выглядела слишком оборванной, чтобы меня грабить, и слишком тощей, чтобы вызвать желание, и все же я почувствовала себя в относительной безопасности, только когда по обеим сторонам дороги выросли многоэтажные башни городского центра, а навстречу стали попадаться желто-зеленые автобусы и юркие белые ооновские машины.

Сначала я отправилась к служебному входу крупного отеля.

— Я умею чистить фрукты и овощи, убирать и обслуживать постояльцев, — сказала я одному из помощников шеф-повара, одетому в грязную белую куртку. — Я не боюсь тяжелой работы и не ворую. Мой отец — священник.

— Таких, как ты, сюда приходит тысяч по десять в день, — ответил повар. — А ну, брысь отсюда!

Потом я отправилась к зданию «Си-Эн-Эн», что с моей стороны безусловно было большой наглостью. Проскользнув в здание вслед за курьером-мотоциклистом, я подошла к миловидной негритянке-луо, сидевшей в приемной за конторкой.

— Я ищу работу, — сказала я. — Любую работу. Я все умею: могу заваривать чай, работать на ксероксе, знаю основы бухгалтерии. Кроме того, я хорошо говорю по-английски и немножко по-французски. А если я чего-то не понимаю, то быстро научусь.

— Вакансий нет, — ответила луо. — И не будет. Пойми для начала это.

И я отправилась по китайским лавкам на авеню Мой.

— Работа? — переспрашивали торговцы. — Ты что, не видишь, что торговля и так идет еле-еле. Мы не можем прокормить даже собственные семьи, не говоря уже о всяких беженцах из глубинки.

Тогда я пошла к оптовикам с Кимати-стрит и городского рынка, но везде получала один и тот же ответ: экономика полетела к чертям, а значит, нет ни торговли, ни работы. Я попытала счастья у лоточников и бродячих торговцев, продававших всякую рухлядь с расстеленных прямо на мостовой кусков брезента, однако от их сквернословия и бесстыдства меня скоро замутило, и я отправилась дальше. Пройдя километров пять вдоль шоссе Угуру, я добралась до штаба ООН в Восточной Африке, размещавшегося в те времена на бульваре Хироно, но часовой у ворот даже не взглянул на меня. Машины и броневики он видел, а вот своих соплеменников не замечал в упор. Проторчав там час, я побрела восвояси.