— Спасибо, — вымолвила она и заметила, что он удивлен. Потом она помчалась по улице, провонявшей засорившимся водостоком, пролитым машинным маслом, выхлопом, слыша вокруг смех и сгорая со стыда. Моторизованные драконы с ревом следовали за ней по пятам, огибали вместе с ней углы, неслись по закоулкам, распугивая крыс и кошек. Лишь один раз она осмелилась оглянуться и увидела его близнецов, только моложе, гибче и злее, с развевающимися волосами, белыми, словно одуванчики. Как и у него, лица у них были подобны дверям, открывающимся и мгновенно захлопывающимся, так что она успевала лишь увидеть, что ей вход воспрещен. Их ненависть была откровенной и неутолимой. Они не давали ей скрыться: преследовали в толпе, взбирались вместе с ней по лестницам, въезжали в брошенные дома и выезжали вон, улюлюкали и звали ее, лаяли по-собачьи, выкрикивали оскорбления; потом вдруг они устали от игры. На людной улице, где пешеходы уступали ей дорогу для бегства, один из мотоциклистов вдруг резко повысил скорость и поравнялся с ней.
Он поймал ее за руку, она, ничего не видя из-за растрепавшихся волос и от слез, попыталась вырваться.
— Садись! — прошипел байкер женским голосом, и Марис, запутавшись в собственном подоле и споткнувшись, вытаращила глаза. — Быстрее!
Где-то в закоулке она потеряла рюкзак, но по-прежнему прижимала к груди дневник и ручку; даже сейчас, пытаясь взгромоздиться на едущий мотоцикл, она не желала с ними расставаться. Мотоцикл набирал скорость; Марис хлестали по лицу жесткие волосы. Она выплюнула прядь, попавшую в рот, и ухватилась обеими руками за седло, зажав дневник и ручку между собой и спасительницей.
Прошло немало времени, прежде чем голоса драконов превратились в биение ее сердца.
Позже, при свете единственной голой лампочки, свисающей с облезлого потолка, она написала:
Она снова прервалась, вычленяя его лицо из беспорядочных, пугающих воспоминаний дня. Что он сделал — предостерег ее насчет мотоциклистов или, наоборот, натравил их на нее? Она медленно вывела:
Шли дни, и она уяснила, что загадочное движение в доме объясняется просто; в беспрерывном хождении, смене лиц существовал некий порядок. Многие ребята работали; одни изображали противоборствующие банды, другие мастерили что-то, например, безделушки на продажу, красили одежду; материалом служил мусор с улицы или находки из ящиков на барахолке. Они приносили с собой дух иной жизни, которая текла за стенами разрушенных домов. Некоторые штучки — причудливые яркие перья, сухие листья — намекали на существование леса, но Марис догадывалась, что это только призрак, память о дубах, витающая над городскими улицами. Многое говорило о близком достатке: дорогие ткани, потускневшие кольца, выброшенные за ненадобностью бусы и пуговицы со сложным изображением, иногда даже с очертаниями голов, причем не всегда человеческих.
— Где вы это раскопали? — без устали спрашивала она. — Откуда это взялось? Что это?