«Если», 1992 № 02

Герой рассказа Филиппа Дика «Самозванец» уверен, что стал жертвой безжалостной логики военно-бюрократической машины. Но — как ни парадоксально это для нашего читателя — истина оказывается на сторона «аппарата». Впрочем, сам сюжет рассказа относится к разряду «тупиковых» (кстати, довольно популярному в западной фантастике), когда заданная ситуация в принципе не предполагает выхода. Гораздо печальнее то, что в подобной же интонации исполнена статья Александра Рубцова, посвященная будущему отечественной бюрократии.

В угаре «борьбы с отжившим» общество вдохновенно разваливает управленческий аппарат. В контексте прогноза сегодняшняя ситуация выглядит так: либо мы в очередном антибюрократическом раже в конечном итоге навесим на себя такую бюрократию, какой еще и не видывали, либо сейчас же начнем внимательно разбираться в том, как реально в обществе делается, «производится» тот порядок, во имя которого утомленные перестроечными празднествами массы завтра с похмелья проголосуют за любого из жириновских. Мне и самому эти пророчества уже давно надоели. Но лучше сейчас выглядеть занудой, чем завтра расхлебывать последствия нашей общей чисто литературной щепетильности. И может быть, вглядываясь в частности, можно будет обнаружить что-нибудь не столь уж и банальное.

ГЕНЕАЛОГИЯ АНТИБЮРОКРАТИЗМА

Для того, чтобы хоть сколько-нибудь надежно судить о будущем, нужен исторический разгон. С места можно прыгнуть куда угодно — но если разбег начат, то сектор попадания резко ограничивается. Поэтому и важно в прогностике «разбегаться вместе с историей».

С бюрократией в советские времена боролись всегда и одинаково безуспешно. Разные вожди с каким-то уж слишком подозрительным постоянством повторяли знаменитую ленинскую формулу, согласно которой бюрократизм клеймился как «злейший враг нашего общества». А вообще-то весь этот антибюрократический разгул начал еще Маркс. Сейчас его с азартом оплевывают на ходу перековавшиеся в антимарксистов всевозможные теоретики, выплескивающие из нашего идеологического корыта вместе с нечистой водой даже не ребенка, а вполне зрелого и чтимого во всем мире — но только не у нас — мужчину. Маркс был гениальным философом, и в философии он был не только основоположником, но отчасти поэтом, отчасти хулиганом. А потому на дух не выносил формализмы, вроде буржуазного права. А значит, терпеть не мог и бюрократию, и сам дух бюрократизма. Его идея состояла в том, чтобы создать общество, где отношения между людьми будут настолько прозрачны и чисты сами по себе, что отпадет необходимость в их формальном регулировании.

Вот мы это общество и создали. Насчет прозрачности отношений надо еще подумать, а что касается ненависти к строгому формализму и его практического искоренения, то здесь достижения очевидны. Именно в этой логике большевики сходу заменили всю правовую формальность «классовым чутьем» и «революционной совестью».

С тех пор страна вместо того, чтобы жить и работать по-коммунистически, напрягая мускулы и срывая голос, борется с бюрократизмом, искореняя самый его дух. И даже не задумываясь о том, почему проект именно антибюрократического жизнеустройства обернулся патологическим всевластием бюрократии, «номенклатуры». Есть такие странные инверсии — когда говорят: «Давайте веселиться!», веселье, как правило, прекращается. А то, что более всего ненавидишь во враге, передается тебе самому через эту самую вражду.

Есть и другая формула, которая в несколько переиначенном виде звучит так: «Клевета есть бессознательное самого клевещущего». Надо еще посмотреть, кто именно в этой несчастной стране громче всех стенает о засилии бюрократизма и о необходимости непримиримой борьбы с ним.

ТВОРЧЕСКИЙ БЮРОКРАТИЗМ В ДЕМОКРАТИЧЕСКОМ ИСПОЛНЕНИИ

Итак, давайте различать бюрократов, бюрократию и бюрократизм.

Не будем останавливаться на том, что ареал явления, именуемого у нас бюрократией, чрезвычайно размыт и практически всепроникающ. Можно не быть бюрократом по службе, но зато эффективно проявлять это свое замечательное качество в отношениях с близкими, друзьями, даже в постели…