Эскорт для босса или Верни моего ребенка

Может быть, все это глупость и странное помутнение моего рассудка, но я всегда предпочитала сначала действовать, а уже после — жалеть о том, что сделала. К слову, почти никогда и не приходилось жалеть, потому что выбор человека не может быть неверным. На то он и выбор — это мое стойкое убеждение.

Из кармана пиджака достаю тюбик губной помады бледно-розового цвета, скорее дающего блеск губам, чем цвет, провожу по полной нижней губе, причмокиваю, чтобы растушевать ее, и только после этих нехитрых процедур чувствую, как волнение, бешеное волнение, накрывшее от близкого присутствия Царева, наконец, отпустило.

Так не пойдет — я не должна идти на поводу у своего волнения или страхов, потому что на кон поставлено очень и очень многое. Второй такой шанс оказаться рядом с ребенком явно не представится. От этой мысли вижу, как щеки снова начинают бледнеть, а лицо принимает отстранённое, горестное выражение, ровно как в то время, когда мне сообщили, что мой ребенок умер при родах.

Девочка моя, моя маленькая, сладкая малышка.

Почему этот жестокий мир решил, что может отнять тебя у меня? Почему?

Я всегда вела правильный образ жизни, соблюдала все правила — не врала, не крала, поддерживала ближних. Тогда за что мне это странное и страшное испытание, достойное хоррора? За что?

Губа подозрительно часто подрагивает, как обычно перед тем, как истерика трехгодичной давности начинает накрывать с головой, и я спешу выйти из туалета — мне нужно держать себя в руках, все же я пока еще работаю здесь. Тем более в качестве стажера. Помощником. А потому прикрываю за собой дверь, одергиваю пиджак и спешу по коридору вниз, где трудится мой отдел. Помощник менеджера по работе с клиентами — не предел мечтаний, но другой вакансии, подходящей мне по знаниям, в корпорации Царева не нашлось, а потому я ухватилась за эту возможность оказаться ближе.

— СладкОва! — увидев меня, Павел Васильевич сует в руки несколько цветных буклетов. — Наконец-то ты пришла. Видишь, вон там — коробка? — он кивает к окну, где установлена огромная коробка, доверху набитая цветной яркой бумагой. — Это рекламное предложение с новогодними ценами. Напечатали в двух разных типографиях заказ, но нужно объединить в одно.

Он берет со стола рядом двойной красный глянцевый лист, раскрывает его, и вкладывает рядом лежащий тонкий прямоугольный — дополнение к первому рекламному материалу.

— Поняла?

— Да, проблем нет, сейчас сделаю.

— Ты давай поскорее, я вызвал курьера к четырем часам, до этого времени разбери все это.

Пожимаю плечами и сажусь на стул у окна, чтобы дать отдых ногам на каблуках и немного унять дрожь в коленях после происшествия в кабинете у босса.

Царев…

Он многого добился к своим тридцати трем годам. Большая строительная корпорация, множество отделов, огромное количество сотрудников, которых он даже не знает в лицо, как меня, например, дочь…Горло снова сдавливает спазм, когда я вспоминаю о маленькой девочке с родимым пятнышком, как у меня.

Само провидение позволило мне ее увидеть, это удивительное совпадение, что в таком большом городе, в непересекающихся прямых, в которых проходила наша жизнь с Царевым, мне удалось увидеть ту самую маленькую тайну, которая была смыслом моей жизни уже три года…

Это произошло в начале июня. Жара в городе стояла неимоверная, она отражалась от оплавляющегося асфальта и маревом покрывала деревья и кусты. Скрыться от нее можно было только в кондиционированных машинах или торговых центрах, в один из которых мне пришлось направиться за продуктами. Тогда я шла по нагретой до неприличия улице, даже не чувствуя одуряющей жаркой волны, которая исходила от сошедшего с ума солнца, палящего лучами землю, словно пытаясь выжить все живое с планеты.

Я все еще не пришла в себя после своей утраты. Перебивалась мелкими заказами, и те завершала с трудом, потому заказчиков становилось все меньше и меньше — кому захочется иметь дело с унылым риелтором, снедаемым затяжной, мрачной депрессией?

А оказавшись в супермаркете, вместо того, чтобы направиться в продуктовый, замерла у витрины Детского мира.

Чего тут только не было! И большие деревянные дома для игрушечных семей, и заводные машины, и поезда, и невообразимые куклы, которые тянули свои резиновые ручки с младенческими складочками к тебе, совсем как живые дети.

Тут я усмехнулась — в витрине корчила рожицы маленькая девочка, ангелок с большими крупными глазами, как блюдца, в которых плещется невинная вода с примесью удивления и наслаждения окружающим миром. Мне даже показалось сначала, что я вижу не девочку, а собственное отражение в стекле, только на двадцать лет младше — было что-то родное в повороте головы, в ужимках, манере морщить нос.