Эскизы на фоне миражей. Писательские размышления об известном, малоизвестном и совсем неизвестном

Так вот, повторю, парад предполагался грандиозный. В Москву пригласили всех Героев Советского Союза. На Красную площадь, несмотря на прошедший накануне первомайский парад, снова вывели войска, историческую и современную боевую технику, а главное – впервые вынесли Знамя Победы, тот самый сатиновый флаг, что младший сержант Мелитон Кантария и рядовой Михаил Егоров подняли над поверженным Рейхстагом. Они его должны были нести и в этот раз.

Родственники маршала Жукова рассказывали, что, получив приглашение на торжественное заседание в Кремле, посвящённое 20-летию Победы, Георгий Константинович немало взволновался. Он долго сидел в одиночестве на дальней скамейке в дачной лесной глуши, о чём-то думал, держа в руках яркую открытку с приглашением в Кремль, где не бывал больше пятнадцати лет, из которых восемь находился практически под домашним арестом, а уж под постоянным приглядом – так точно.

Торжественное заседание, посвящённое 20-летию Победы, состоялось за день до парада. На нём присутствовали все легендарные полководцы. Они сидели за столом президиума плечом к плечу, в сиянии золота погон и серебре наград, так славно оттенявших голубизну парадных мундиров. Всех поалфавитно и громогласно представили, а когда очередь дошла до Жукова, зал встал. Вынужден был встать и генеральный секретарь ЦК КПСС…

Свидетелем тому был Константин Михайлович Симонов, замечательный писатель и один из основных летописцев войны. Он писал:

«Возникла стихийная овация… Ему аплодировали с такой силой и воодушевлением, что казалось, в тот день и час была, наконец, восстановлена историческая справедливость, которой в душе всегда упорно жаждут люди, несмотря ни на какие привходящие обстоятельства. Думаю, что Жукову нелегко было пережить эту радостную минуту, в которой, наверное, была и частица горечи, потому что, пока не произносилось его имя, время продолжало неотвратимо идти, а человек не вечен…»

Тот памятный, особенно по сердечному накалу, вечер и часть ночи Жуков провёл в Доме литераторов. Он успел съездить на городскую квартиру, переоделся и, чтобы не смущать писателей, пришёл в штатском. Только огненный рядок из четырёх золотых звёзд оттенял лацкан столь непривычного для Жукова пиджака. Но это как раз и сближало с ним, позволяло даже приобнять улыбающегося маршала. Все знали, что улыбка удивительно преображала обычно суровое жуковское лицо…

Это была воистину замечательная встреча, наполненная воспоминаниями, впечатлениями, открытостью души и сердца. Каждому из присутствующих (а это были известные всей стране люди) хотелось прикоснуться к Жукову, пожать ему руку, словно в извинение, а может быть, даже во искупление неправедных поступков других, облечённых не ограниченной никем и ничем (а уж тем более – совестью) властью.

Казалось, что опала завершилась и великий русский полководец выйдет, наконец, из тени, получит дело, достойное его заслуг и масштаба личности. Увы, не случилось… Брежнев ещё долго слышал всесокрушающую овацию в его присутствии, но не в его честь, и сделал для себя соответствующие выводы. Видать, уже в ту пору у него были какие-то свои, пока глубоко скрытые соображения о собственной роли в Великой Отечественной войне.

Торжество завершилось, и Жукова снова возвратили в подмосковную Сосновку, в казённый, пустынный, старый дом, где редко звучали телефонные звонки и ещё реже появлялись гости, тем более писатели или журналисты. Чья-то недобрая, но могущественная рука держала ту «дверь» запертой, приоткрывая её редко, только в крайнем случае и всегда неохотно.

Такой случай произошёл однажды, когда Симонов и кинорежиссёр Василий Ордынский задумали снять киноинтервью с прославленными полководцами войны И. Коневым, К. Рокоссовским, Г. Жуковым, героем Смоленского сражения генералом М. Лукиным, другими участниками битвы за Москву для документального фильма «Если дорог тебе твой дом».

Предполагалось Георгия Константиновича снова пригласить в деревню Перхушково, в тот самый дом (он сохранился) на берегу безвестной речушки, где в период самых тяжёлых боёв стоял командный пункт фронта и откуда он управлял войсками. Это было знаковое место, и Симонов хорошо помнил, как был здесь зимой 41-го с писателем Василием Ставским, очень известным в те годы журналистом и писателем. Со Ставским Жуков подружился ещё на Халхин-Голе, где командовал группировкой советских войск в победоносных боях с японцами, за что и получил первую Золотую Звезду.