Еще заметен след

- Значит, вы сами... вы не видели его?

Она напряженно дернула плечом:

- В том-то и дело. Я никогда не видела его.

Я подумал, что Волков был много ниже ее, сутулый, с обезьяньи длинными руками, совсем ей не пара.

- Плечистый он был, - сказал я. - Атлетического сложения, поэтому роста казался небольшого.

Если бы знать, что хотела она от меня услышать, какой ей нужен Волков.

- Его любили? Что у него за характер?

- А мы мало знали о нем. Он о себе не рассказывал. Специалист он был хороший... - Я двигался на ощупь, но ее лицо выражало только напряженное внимание, ничего больше.

- Вы знаете, я так и представляла, что в жизни он немногословен, - она оживилась. - А по письмам его этого не скажешь, верно?

- Я тоже удивлялся, читая. Борис, тот как раз был рассказчик заслушаешься, в письмах он, конечно, проигрывал...

Для чего-то я старался защитить Лукина, восстановить справедливость. Могли же одну и ту же девушку любить два хороших человека. Необязательно один из них должен быть хуже или глупее. Почему всегда один из соперников оказывается трусом, себялюбцем, словом, недостойным? В молодости я тоже так считал. Когда Волкова осудили, тем самым как бы подтвердилось, что он хуже, что он не имеет права вставать Борису поперек дороги."

- Почему Волков развелся с женой?

- С женой... - Что-то мелькнуло, тень воспоминания, когда-то об этом толковали. - Черт, не вытащить, - признался я, - может, потом вспомню...

- А о нашей переписке Волков рассказывал?

- Ни слова. Не в его натуре. От Бориса я знал, что оба они обхаживают одну и ту же девицу. Извините, теперь я понимаю, что это - вы.

- Господи, вы становитесь все догадливее.

Я засмеялся.

- Это я нарочно подставляю вам борт, чтобы вам было легче. Между прочим, письма ваши я, кажется, видел, когда землянку Волкова разбомбило.

- Интересно бы их сейчас почитать. Я плохо представляю, что там было.

- Я тоже все пытался вообразить. Наверное, они были на уровне.

- Спасибо, - сказала она. - Да. Все дело в интонации. Может, сегодня, я не сумела бы... Нам кажется, что мы с годами умнеем. Ничего подобного, уверяю вас. Тогда, в девятнадцать лет, я чувствовала больше и понимала не хуже.

- А что касается меня, то я был туп. Это точно. Даже вспомнить стыдно.

Мы некоторое время шли молча. Она взяла меня под руку и вдруг спросила тихо:

- Вы хлопотали за Волкова?

Я покраснел.

- Нет, это был не я. Наверно, это наш командир полка.

Она внимательно смотрела на меня.

- Вы не любили Волкова?

- С чего вы взяли? - я хмыкнул поравнодушнее. - Просто Борис был мне ближе. Пехота.

- Пехота тут ни при чем.

- Да, я был на стороне Бориса.

- Вам вообще неприятно вспоминать войну?

Она об этом уже спрашивала. Какого черта она опять лезет туда же?

- А почему мне должно быть приятно? Три года снилось, как у меня живот разворотило, никак кишки назад не могу запихать, скользкие они, длинные.

- Не пугайте меня, я это часто вижу и не во сне, - спокойно сказала она. - Почему же другие любят вспоминать?

- Не знаю. Мне хватает нынешних передряг. Вот мы сейчас воюем с Госпланом. Это же битва народов. Тридцатилетняя война.

- Вы с фронтовиками не встречаетесь?