Вместо этого, с рассвета и весь день, мы стояли на вершинах трех холмов и отражали атаку за атакой. И они давили и давили, и по сей день я не знаю, почему. На эту тему уже написано много книг. Аэлос-кас-Манер в своей знаменитой "Истории битвы при Меекхане" утверждает, и многие после него повторяют, что Отец войны почувствовал нашу слабость, то, что у нас было слишком мало пехоты, и именно поэтому, вместо того чтобы штурмовать город, он нанес удар прямо там. Потому что захват долины, или, по крайней мере, большей ее части, позволил бы ему атаковать столицу изнутри, так сказать. Однако есть много ученых, которые не согласны с ним и утверждают, что нападение на наши позиции было произволом одного из Сынов Войны, жаждущего прославиться как завоеватель Меекхана. Есть и те, кто пишет, что все это было результатом внутренних игр в орде се-кохландийцев, и что Йавенир послал войска с неопределенной верностью напасть на долину, чтобы пустить им кровь и чтобы меньше рук тянулось к победным трофеям. Вот насколько он был уверен в своей победе. Некоторые также говорят, что все это было плодом хаоса и недоразумений, которые часто случаются на поле боя, и в какой-то момент и Император, и Отец Войны оказались в ситуации, которую никто из них не планировал, как это часто бывает в великих битвах.
Однако для павших из Пятой пехотной все эти теории и надуманные анализы, записанные после битвы, не имеют никакого значения. Самое главное, что во второй половине второго дня почти четверть армии кочевников штурмовала наши позиции, на левом фланге Банный дворец пять раз переходил из рук в руки, Двадцать пятый полк дважды был отброшен назад, дважды он восставал и отвоевывал этот участок. Говорят, что к тому времени император перенес свой командный пункт в долину, на Лебединый холм, откуда он наблюдал за нашими боями.
И, как говорят, именно тогда Ласкольник чуть не лишился головы".
- Нет.
Это "нет" прозвучало почти беззвучно, мрачно, но в то же время как-то так … окончательно. Как будто большой валун упал на мягкую землю, слегка покачался и замер.
- Нет?
Это второе "нет" прозвучало металлически, как скрежет клинка о ножны.
Двое мужчин стояли лицом друг к другу, их разделял только стол, заваленный бумагами. Оба слегка склонили головы, оба поджали губы и глубоко дышали, как люди, знающие, что если будет произнесено еще одно нехорошее слово, то шага назад уже не будет и случится что-то очень плохое.
Один был императором, а другой - варваром из далекого захолустья и, как он сам отмечал, дикарем и ублюдком.
- Нет. - Еще один словесный валун упал между ними. - Мы не будем сейчас наносить удар в безнадежной атаке. Я не буду тратить свои силы…
- Наши силы.
- Нет. Мои силы. - Возможно, только потому, что Генно Ласкольник в этот момент не улыбался вызывающе, его голова оставалась на шее. - Я их создал и я их вышколил. И я знаю, что они могут сделать. Я помню обсуждения перед битвой. Мы должны были втянуть в бой большую часть сил Йавенира на передних валах, а когда они будут заняты штурмом - нанести удар. Ничего не вышло. Вчера я попросил вас…
- Ваше Величество. - вклинился в его монолог император.
- Что?
- Я спросил вас, ваше высочество. - Креган-бер-Арленс продолжал, вызывающе улыбаясь. Из них двоих он мог. - Именно так вы должны обращаться к своему императору, даже когда мы наедине, генерал. Если вы выиграете для меня эту битву, я предоставлю вам привилегию обращаться ко мне на "ты". Но пока что ты должен сохранять все условности и титулы, глупый варвар.
Наступила тишина, и охранники, стоявшие у входа в палатку, напряглись, готовые ворваться внутрь при первых звуках насилия. Но слова, которые вырвались, пусть и с трудом, сквозь зубы, звучали спокойно:
- Я просил вас, Ваше Величество, нанести первый удар. Вы отказались. Вы дали ему время, а он копал всю ночь и превратил лагерь в крепость. Черт, у меня восемь тысяч копейщиков на тяжелых лошадях, которые сломают себе ноги, пытаясь перевалить через валы кочевников. Мы должны были ударить ими по Всадникам Бури и уничтожить их одним ударом, а не штурмовать палисады и укрепленный острог!
- Говорите тише, генерал. - Император указал на шелковые стены шатра.
Ласкольник глубоко вздохнул, вернее, он сделал вдох и яростно выпустил его, как боевой конь, кричащий перед битвой. Он был довольно молодым человеком, с темными волосами и удивительно светлым цветом лица для восточного варвара. Он носил, как бы подчеркивая свое происхождение, роскошные усы, которые были особенно заметны в Империи, где мужчины гладко брились, а его губы иногда отступали в дикой гримасе, обнажая зубы.
Прямо как сейчас.