– Тейлор, – зову я. Тейлор не реагирует. Я зову еще раз. Потом наклоняюсь вперед и хлопаю его по плечу. Тейлор вынимает из ушей маленький наушник.
– Да, сэр?
– Спасибо, Тейлор. Все в порядке, слушай дальше.
– Да, сэр.
– Теперь довольна? Он слушает музыку. Пуччини. Забудь о его присутствии. Я забыл.
– Ты нарочно попросил его это сделать?
– Да.
Она удивленно моргает.
– Ладно… Так твое предложение? – произносит она нерешительно и с опаской.
Я тоже нервничаю, детка. Ладно, была не была.
Я вздыхаю.
– Позволь мне сначала спросить: ты предпочитаешь правильный, «ванильный» секс? Без всякой эксцентрики?
– Эксцентрики? – недоверчиво пищит она.
– Эксцентрики, со всякой хренотенью.
– Не верю своим ушам, неужели это говоришь ты?
– Да, я. Ответь мне.
– Мне нравится твоя эксцентричная хренотень, – почти шепчет она.
Какое облегчение. Первый шаг… О’кей.
– Так я и думал. Тогда что же тебе не нравится?
Она молчит, и я знаю, что она разглядывает меня при свете и тени мелькающих за окном уличных фонарей.
– Мне не нравится угроза жестокого и необычного наказания, – отвечает она.
– Ты о чем?
– Ну… – Она замолкает, снова глядит на Тейлора и понижает голос. – Меня жутко пугают хлысты и плетки в твоей игровой комнате. Мне не хочется, чтобы ты опробовал их на мне.
Я и сам уже это понял.
– Ладно, договорились: никаких плеток и хлыстов, а также бондажа, – добавляю я, не в силах убрать иронию из своего голоса.
– Ты пытаешься заново определить жесткие рамки? – спрашивает она.
– Не совсем. Я просто пытаюсь понять, что тебе нравится, а что нет.
– Самое главное, Кристиан, мне трудно примириться с тем, что ты с удовольствием причиняешь мне боль. А еще мысль о том, что ты будешь это делать, если я выйду за какую-то условную случайную черту.
– Но она не случайная; правила у нас записаны.
– Мне не нужен набор правил.
– Никаких, – заявляет она и, подчеркивая свои слова, решительно качает головой.
Ладно, вопрос на миллион долларов.
– А если я тебя отшлепаю? Не будешь возражать?
– Чем отшлепаешь?
– Вот чем. – Я показываю ей свою ладонь.
Она ерзает, пожимает плечами, а внутри меня разливается тихая, сладкая радость.
– Пожалуй, не буду. Особенно если с теми серебряными шариками…
При мысли об этом мой орел мгновенно пробуждается.
– Что ж, тогда было забавно.
– Тогда было хорошо, – добавляет она.
– Так ты можешь вытерпеть чуточку боли? – Мне не удается убрать надежду из голоса.
– Да, пожалуй. – Она пожимает плечами.
Ладно. Тогда мы сможем построить вокруг этого наши отношения.
– Анастейша, я хочу начать все сначала. Остановимся пока на ванильных радостях. Может быть, потом, если ты начнешь больше мне доверять, мы научимся быть честными друг с другом. Тогда мы выйдем на более высокий уровень общения, шагнем вперед и станем делать кое-какие вещи, которые нравятся мне.
Вот так.
Черт. У меня бешено колотится сердце, кровь бурлит во всем теле и стучит в ушах, когда я жду ее реакции. Мне даже кажется, будто моя жизнь повисла на волоске. А она… молчит! Она глядит на меня, когда мы проезжаем под мачтой освещения, и я ясно вижу ее лицо. Она оценивает мои слова, меня самого. Глаза на ее прекрасном, похудевшем, грустном лице кажутся немыслимо огромными.
– Как же наказания? – наконец спрашивает она.
Я закрываю глаза. Значит, она не говорит «нет».
– Никаких наказаний. Никаких.
– А правила?
– Никаких правил.
– Вообще никаких? Но тебе ведь нужны правила… – Ее голос обрывается.
– Ты нужна мне еще больше, чем они, Анастейша. Последние дни показались мне адом. Моя интуиция, мой здравый смысл убеждали меня, что я должен тебя отпустить, что я не заслуживаю твоего внимания. Те снимки, которые сделал парень… Мне стало ясно, какой он тебя видит. Ты выглядишь на них беззаботной и красивой. Ты и сейчас красивая, но я вижу твою боль. Мне грустно сознавать, что я стал виновником этой боли… –