Ещё один плод познания. Часть 2 (СИ)

- Чадо и господин, ты жаждешь покарать злодеев, нападающих на наш Город; но если войско наше и сумеет убить многих из них, то дети тех убитых, подросши, будут мстить и, отмщая, терзать сограждан наших ещё более страшно, чем ныне. Или, быть может, ты призываешь истребить их всех до конца? Но - пусть они и творят злодеяния, - нам ли решить, достойно ли смерти всё их племя, и не орудие ли они высшей воли, пребывающей над миром, и не столь же ли ценны их жизни, сколь жизнь твоя и тех, кто дорог тебе? И памятуешь ли ты о сказанном когда-то - "если судишь других, то готовься к тому, что и сам предстанешь перед судом"?

И не нашёл Тетрарх слов, чтобы ответить Священнику, но то, что он услышал, не напоило его сердце благодатной росой убеждённости.

И сказал, выступив в свой черёд, главный Мудрец:

- Не обольщайся, человек, надеждой на то, что, ратуя против кажущегося тебе злом, ты творишь добро. Ибо сплошь и рядом случается так, что любящие губят любимых, свирепство же зложелателей путями, которые нам не дано постигнуть, ограждают нас от скорбей и напастей. Некий купец отпустил сына на торг и дал вдоволь золота, и купил его сын самого быстрого из всех коней на торге том, и конь тот, купленный благодаря отцовской щедрости, понёс его подобно вихрю и сбросил в пропасть. У некоего же юноши враги, напавшие на его селение, убили невесту, и плакал он без меры и успокоения, не зная, что девушка эта изменяла ему и смеялась над ним и что гибель её избавила его от участи обманываемого и осмеиваемого мужа. Мир полон летящих в пространстве и времени стрел, каждая из которых - помысел, движение или поступок, - и никто не знает, ядом или целебным снадобьем смазана та или иная из них и чьей души и жизни заповедано ей коснуться. И, взирая в ужасе на тела убитых "орлами смерти", мы не знаем, не суждена ли была им - не случись того, что случилось, - участь ещё худшая. Смирись же, человек, и не надейся, что даже сумев устранить одну из напастей, сделаешь жизнь свою краше и надёжнее, нежели ныне.

И не сумел Тетрарх возразить Мудрецу, но выслушанное не пало в его душу зёрнами, из которых взошли бы ростки согласия.

И поклонился он Царю, Священнику и Мудрецу, и пошёл в дом свой. В доме же, когда наступили сумерки, припали к нему вновь жена и дети его, боясь наступающей ночи, и самая маленькая дочка уткнулась в колени ему, лепеча - "мне страшно, папа!.." И слёзы их влились в сердце его, и беззащитные руки их объяли душу его.

И подумал он так: "Правду сказал Царь, что не больше людей гибнет от вражьей лютости, чем от прочих невзгод, коими изобилует жизнь земная. Но если болезнь, пожар или волны морские губят живущего, то, сколь бы ни печалились о том близкие, всё же не звучит в ушах их ничей торжествующий хохот - ведь язва и стихия бездушны и безлики. На нас же сейчас пришёл хищник, видящий в нас и в близких наших поживу и победно смеющийся, когда падает жертва к ногам его. Но достойно ли детей человеческих быть дичью для отстрела и потешной игрушкой для чьих-то забав? И позволю ли я, чтобы поживой стали любимые мною и сограждане мои?"

И ещё подумал он: "Правду молвил и Священник: сокрыто от нас высшее знание, и не ведаем мы, ценнее ли наши жизни перед ликом вечности, нежели жизни супостатов наших. И тот, кто решится судить, подвергнется суду и сам. Но не знать суда - удел неразумных созданий. Человек же в ответе за дела свои; и не постыдно ли мне прятаться от суда Божьего и от суда совести своей и не совершить то, что во всеоружии зрелого разума избрала душа моя?"

И ещё помыслилось ему: "Слова истины сказал и Мудрец, ибо и в самом деле не властен живущий над чередою событий, и не можем мы знать, не губим ли невольно тех, кого пытаемся спасти, и не посмеётся ли над отвагой нашей тот, кого тщились покарать. Но решусь ли я взглянуть в глаза любимых мною и уповающих на меня, если не сделаю всё, чтобы защитить их? И если и минует детей моих вражий коготь, что будут чувствовать они, зная, что участь их была отдана мною, отцом, на волю обстоятельств?"

И, помыслив всё это, возжёг он в себе пламя решимости.