— Да запросто, — усмехнулся Леха, — с ними главное вести себя правильно. Не ссать. Они же как звери- чувствуют страх, и нападают.
— Откуда ты все это знаешь-то?
— У меня батя в Афгане воевал, — сказал он, отворачиваясь к стене, — ну все, давай, я залипаю уже…
****
Утром я услышал голос санитарки.
— Кто дежурный по завтраку? — спросила она, заглянув в палату.
Понятное дело, никто не отзывался.
— Я дежурный, — сказал я, и добавил: с Шулешовым.
— Хорошо. Давайте только поживей, мальчишки.
Я встал, быстро оделся и стал будить Шулю.
— Санек, — толкал я его в бок, — пойдем за завтраком сгоняем. Вставай, хоть воздухом подышим, может пивка успеем зацепить.
— Идем, — открыл глаза он, услышав магическое слово "пиво".
Санитарка выдала нам фуфайки и мы выбрались на улицу. Вдохнули бодрящего октябрьского воздуха, вкрутили в рот по сигаретке, и зашагали на кухню. Под ногами хрустели затянутые коркой лужи. На тополе горланила ворона.
— Смотри, — кивнул в сторону Шуля, — психов выгуливают.
По аллее ползла странная колонна из пяти человек. Локомотивом, сжимая в кулачище веревку, шел матерый санитар. Конец веревки держал его коллега. А между ними, связанные по рукам, плелись "пассажиры". На них были огромные сапоги, клетчатые шаровары путались в коленях. Объеденные ушанки загадочным образом держались на их лбах или затылках. Больные смотрели строго перед собой, и, кажется, не моргали.
"Кого Юпитер хочет погубить, того лишает разума"- припомнил я слова кого-то из великих.
Пройдя метров сто, мы оказались у серого здания с металлическим лотком для приемки хлеба. Поодаль четверо наших ребят выгружали из машины сетки с капустой и луком. Парни трудились за еду. После работы их от пуза кормили. Шуля приветливо махнул им. Один из них кивнул в ответ. У заднего входа толпились пациенты.
— Пойдем, — сказал Шуля, — нам туда, походу.
Как только мы подошли ко входу, меня схватила за рукав бабушка в пуховой шали и грязном бордовом пальтишке.
— Николаш, сыночек, — заскулила она, — ты не видал мою кошку Графочку? Аграфену? Вот ведь что, убегла куда-то и не сыщешь…
— Свали, бабуля, не до тебя, — я вырвал руку и мы поспешно вошли в кухню.
Несмотря на то, что работали вентиляторы, внутри было душновато. Пахло выпечкой, котлетами и тушеным мясом. Все это изобилие повара носили большими противнями. Носили неизвестно куда. Украдкой заглянув в бадью с супом, я увидел плавающие там куски мяса. Вспомнил нашу баланду и по-волчьи облизнулся.
— Из десятого? — спросила повариха. Белый халат смотрелся на ней как кожа на барабане.
— Из него, — ответил Шуля.
— Не готово еще. Через час придете.
— О, кей, — сказал я, хитро подмигнув Шуле, — помчали за пивом.
Вышли, и поплыли в сторону ларьков.
****
На пятый день пребывания в этом богонеугодном заведении меня вызвали к психиатру. Мне повезло — я попал к молоденькой дамочке. (Беседовать с ветхозаветной бабулей из соседнего кабинета — удовольствие сомнительное). Это была полногрудая шатенка с длинными блестящими локонами. Кэтрин Зета-Джонс, ни дать, ни взять.
"И что она забыла в этой дыре, — подумал я, — совсем не подходящая среда для такой орхидеи".
Кэтрин сидела за столом и листала какой-то глянцевый журнальчик.
— Здрасьте, — сказал я, развалившись на стуле.
— Сядь нормально, — рявкнула орхидея, моментально разбив всю мою хрупкую лирику.
Я подобрался.
— Фамилия? — спросила она, отложив наконец журнал.
— Чья? — решил поиздеваться я.
— Ну не моя же, — ответила звезда Голливуда, сверля меня взглядом.
— Моя фамилия, — кивнул я на папку перед ней, — огромными красными буквами увековечена здесь.
— Умный?
— Был бы умный, — вздохнул я, — сюда бы не загремел.
Кэтрин разложила на столе какие-то карточки с рисунками.
— Что здесь изображено? — ткнула она ноготком в одну из них.
— Кремль, — без раздумий ответил я.
— В шестое хочешь? — пригрозила орхидея.
— Ну хорошо, хорошо, — сказал я, вглядываясь в замысловатые узоры, — Лев Толстой в "Ясной поляне". Здесь отчетливо видно, как он плугом пашет землю. И Софья Андреевна тут. Сидит на веранде, чайком балуется.
— Здесь что? — с каменным лицом Кэтрин придвинула следующую карточку.
— Купель Силоамская. И сады Армиды.
— Хорошо, так и запишем, — она раскрыла папку и взглянула на меня исподлобья.
— Пишите, пишите, — не унимался я. — Девушка, я вас очень прошу, поставьте мне диагноз- "хронический раздолбай с прогрессирующей формой легкомыслия", не ошибетесь.
С едва заметной улыбкой Кэтрин записала в моем личном деле "здоров".
— А что вы делаете сегодня вечером? — спросил я, поднимаясь.
— Ой, иди уже, Дон Жопен. Давай следующего зови.
****
Как-то раз друзья привезли Лехе травы. Шуля дуть отказался, и, дождавшись отбоя, мы пошли в туалет вдвоем. Леха достал из кармана пипетку, втянул с ладони траву, и протянул мне. Я затянулся, покашлял и передал Лехе. Покурив, мы вернулись в палату, и стали уничтожать все свои съестные заначки. Ребята давно спали, а мы сидели на своих койках и чавкали.
— Ты как? — едва сдерживая смех, полушепотом спросил Леха.
— Нормуль, — ответил я, выдавив колбасный паштет в рот, — не спалиться бы только…