— Ну местечко! — заметил Ермак. — Дичь-то какая! Да тут с голоду и холоду умрешь среди каменных-то глыб…
— Зачем умирать с голоду и холоду? — возразил Миняй. — До леса здесь рукой подать, а в лесу и топлива и зверей на потребу видимо-невидимо.
— Да как же тут до лесу добраться? — спросил Иван Кольцо.
— Да тут недалече есть влево дорога между скал, немного в гору, в самый лес…
— Да что говорить-то, что есть, то и есть, — сказал Ермак Тимофеевич.
— Не мы строили, а Бог, — заключил Миняй.
Люди по приказанию Ермака Тимофеевича вытащили челны на берег и, построившись, пошли в глубь ущелья. Впереди — Ермак и Иван Кольцо с Миняем, указывавшим дорогу.
Пройдя с полверсты, повернули направо к скале, в которой чернелось отверстие в рост человека.
— Надо огня высечь да зажечь пучок хворосту. Есть?..
У людей Ермака нашелся хворост и огниво. В руках Миняя появился зажженный факел, с которым он и вошел в отверстие скалы. За ним последовали Ермак Тимофеевич, Иван Иванович и передние казаки.
Все, кроме Миняя, хорошо знавшего эти места, остановились в изумлении. Перед ними открылась огромная пещера, где мог свободно поместиться весь отряд Ермака.
— Вот так хоромы! Почище строгановских! — послышались восклицания.
— Здесь тепло и не дует…
— Молодец, Миняй! Уж подлинно молодец! Здесь мы зимуто как раз и проведем, — сказал Иван Кольцо.
Тотчас же из запасного хвороста были разведены костры и люди Ермака расположились около них. Группа казаков в сопровождении Миняя была отряжена в ближайший лес за топливом и живностью.
Пещера осветилась. Ее стены и потолок загорелись всеми цветами радуги от различных кварцевых пород. Зрелище было волшебное.
— Гляньте, братцы, да тут звериное логовище, — сказал один из казаков, сидевших у костра в дальнем углу пещеры.
— Где, где?
— А вот тут…
И он указал на толстый слой высохшей травы и тонких сучьев, находившихся в углу и, видимо, примятых каким-то грузным телом.
— И зверь-то большущий, медведь, верно, — сообразили казаки.
— Что же, пусть приходит к себе домой, милости просим, знатное из него будет жаркое.
Все расхохотались.
За другим костром тоже шли веселые разговоры, слышался хохот, встречавший веселые шутки.
Словом, люди Ермака, как истые русские люди, жили сегодняшним днем, позабыли все невзгоды недавнего пути, были веселы и довольны.
Весел и доволен был и Ермак Тимофеевич, сидевший и небольшого костра, разведенного Иваном Ивановичем.
— Так ужели ты до сих пор не знаешь, зачем мы идем в сибирскую глушь? — спрашивал он своего друга.
— За добычей, да и острастку дать нехристям, чтобы не лезли за Каменный пояс, не беспокоили бы строгановских земель, — отвечал тот.
— Но это, брат, была бы послуга для Строгановых, а не для батюшки-царя. Нет, я задумал другое.
— Что же?
— А то, что сильно виноваты мы перед царем, должны и заслужить ему повинным нашим большим делом… Знаешь ты всю эту нечисть, и татар, и остяков, и вогуличей?
— Знаю, как не знать…
— Бросовый народ в ратном деле.
— Что они поделают без пищалей с одними стрелами?
— Вот я это на ус себе намотал… Пищали у нас есть, снарядов много, можно будет задать им встрепку, что страсть…
— Можно-то можно, только много их, Миняй вот говорит, тысячи…
— Все может быть, только рознь между ними. Вместе ни за что не пойдут, а мы их по частям и перекрошим.
— А дальше что?
— А дальше… Покорим царство сибирское под высокую руку царя-батюшки и поднесем его ему, авось тогда он над нами смилуется.
— Вот что ты задумал! — разинул рот от удивления Иван Иванович, с благоговением смотря на своего атамана и друга.
Ермак Тимофеевич, разгоряченный речью о своей заветной мечте, с горячими, как уголь, глазами, был действительно прекрасен.
— Дай-то бог. Только… — начал было Иван Кольцо.
— Что только-то? — перебил его Ермак Тимофеевич.
— Большое это дело, мудреное. Можно и самим не вернуться…
— Не бойсь, вернемся! — воодушевленно сказал Ермак Тимофеевич.
В голосе его прозвучала такая уверенность, что Иван Иванович удивленно вскинул на него глаза.
— Что, думаешь, хвастаю?.. — поймал тот этот взгляд.
— Нет, но…
— Уж знаю, угадал, что думаешь. Только знай и то, что говорю я это неспроста… Сны у меня о том были верные.
И Ермак Тимофеевич рассказал Ивану Ивановичу уже известные читателю его сны, где видел себя окруженным странной неведомой природой, неведомыми людьми, в княжеском венце на голове.
— Може, венец-то это не княжеский, а брачный, ну, да это все едино… Коли мне суждено обвенчаться с Ксенией Яковлевной, так, значит, все равно Сибирь будет под рукой царя-батюшки. Без полной победы над нечистью не вести мне к алтарю мою лапушку, — добавил со вздохом Ермак Тимофеевич.
— Вот оно что… Может, и впрямь суждено все это, — задумчиво сказал Иван Кольцо.
— Я уверен, что суждено…
— Уверенность — великое дело…
Оба на несколько мгновений замолчали. Каждый думал свою думу.
— Палаты-то мы нашли действительно княжеские, — улыбнулся Иван Кольцо. — Вишь, все горит серебром, золотом да каменьями самоцветными.
— Зимовье хоть куда, — ответил Ермак.