Вдоль стены, где стояли незаправленные кровати, быстро разбредались остальные юнкера. Вскоре народ разобрался, кто и где будет спать. Споров не возникло. Сказалось то, что из всех вновь поступивших – «молодых людей с вокзала», так называли штатских абитуриентов – было только двое: я и ещё один юноша в тужурке гимназиста. Остальные были вольноопределяющимися и урядниками полков Сибирского, Енисейского, Иркутского, Забайкальского казачьего войска. С Амурского и Уссурийского войска, судя по форме, никого не было. Но я успел у старшего портупей-юнкера Забелина узнать, что младший портупей-юнкер Сафонов родом из станицы Буссе и до поступления в училище был урядником в Амурском конном полку в третьей Благовещенской сотне. И в старшем классе есть ещё двое юнкеров из Амурского конного полка, которые служили в четвёртой Поярковской сотне. В общем, по меркам Сибири и Дальнего Востока, не то что земляки, а почти родственники.
Наличие такого количества служивых людей привело к тому, что они быстро разобрались с местами в спальне, скучковавшись по войсковому и земляческому принципу. Видимо, поэтому моим соседом по столику-шкафу между кроватями стал гимназист. Штатский к штатскому, так сказать. На мне хоть и была форма Амурского казачьего войска, но погон не было.
Чтобы не тянуть время со знакомством, протянул соседу руку и представился:
– Тимофей Аленин, казачий сын из станицы Черняева Амурского казачьего войска.
Гимназист робко протянул в ответ руку и смущённо произнёс:
– Алексей Васильев. Из обер-офицерских детей. Отец – капитан в отставке. В своё время участвовал в штурме крепости Геок-Тепе в Туркестане, где был ранен и награждён георгиевским оружием «За храбрость». После излечения был переведен во Второй Восточно-Сибирский линейный батальон, но через пару лет раны дали о себе знать, и его отправили на пенсион.
Я не сильно сдавил расслабленную ладонь Алексея и с улыбкой произнёс:
– Очень приятно познакомиться. А в казачий конный взвод-то как попал? В нём почти все казаки.
– Места в пехотных взводах не осталось. Пришлось в конный взвод идти. Не ждать же ещё год! А там, может, и место освободится. Отец с начальником училища договаривался о возможном переводе во время учёбы.
«Видимо, временный попутчик», – успел подумать я, как наш дальнейший разговор прервал младший портупей-юнкер Сафонов, который дал команду строиться в коридоре в колонну по два. Спустившись на первый этаж, наше отделение прошло по коридорам, пока не остановилось перед дверью с надписью «цейхгауз». Как в коридоре, так и во всех остальных помещениях училища, мимо которых мы проходили, стояла непривычная после экзаменационного шума тишина и не было ни души.
На стук в дверь склада портупей-юнкера её открыл изнутри бородатый, разбойничьего вида казак, одетый в мундир с нашивками вахмистра на погонах и шевроном на левом рукаве за сверхсрочную службу. На мундире были видны две серебряные медали «За усердие» на Станиславской и Аннинской лентах и медаль «За храбрость» четвёртой степени на Георгиевской ленте. Окинув наше отделение мрачным и звероватым взглядом, этот вылитый разбойник шире раскрыл дверной проём.
– По одному подходим к столу, получаем комплект формы, забираем и выходим. Потом заходит следующий! – прорычал казак-каптенармус и скрылся внутри помещения склада.
Некоторые из юнкеров переглянулись между собой с чувством какого-то дискомфорта и страха в глазах. Я, улыбаясь про себя, подумал, что в этом случае внешний вид каптенармуса совсем не соответствует внутреннему содержанию. Я два раза помогал, говоря языком будущего, начальнику вещевого склада Астафьеву Семёну Васильевичу с подготовкой к приёму нового набора юнкеров. Разбирали по размерам обмундирование, сортировали по видам формы. Оба раза работа заканчивалась нашим совместным чаепитием с выпечкой, во время которого я слушал приправленные юмором рассказы о жизни училища и боевом прошлом этого добродушного человека. Но весь внешний вид дядьки Семёна говорил о том, что перед вами натуральный зверь-унтер, который спуску не даст.
Юнкера потянулись по одному на склад, выходя из помещения через три-пять минут с охапкой обмундирования. Когда подошла моя очередь и я зашёл на склад, дядька Семён улыбнулся мне и пальцем показал на две аккуратно сложенных кипы формы, которые отдельно лежали на лавке в углу.
– Бери левую, – тихо произнёс он. – Другую заберешь, когда второй раз придёте.
Я кивнул и молча пошёл к указанному набору, думая про себя: «Знакомство с тыловиками всегда приносит положительные дивиденды, что в моём мире, что здесь».
После первого похода за формой был второй, во время которого мы получили оставшееся обмундирование, включая шинели и папахи. Данную форму мы разместили в индивидуальных подписанных шкафчиках, находящихся в отдельной комнате, которую я для себя обозвал каптёркой по аналогии с рязанским десантным училищем.