Ермак

Весна стояла в самом разгаре. Буйно лез из земли всякий злак, зацвели травы, шумели светло-зеленой свежей листвой кусты и деревья. Птицы хлопотали в гнездовьях. Но братья не замечали весны, тревожно было на сердце, погибелью казалась им дорога в слободу, о которой они наслышались много горестного. Братья три дня пререкались между собою, кому ехать. Сидя в своих вотчинах, подле Каменного Пояса, среди диких лесов, в глуши, они чувствовали себя царьками. Ни перед кем и ни за что не отвечали. А тут вдруг предстать перед Грозным. Во многом совесть их была не чиста. С боязнью они думали: «Сохрани, господи, как бы до нашего тайного не дознался царь!».

После долгих споров решили ехать вместе. Яков горько усмехнулся и сказал:

— Класть головы, так купно…

Долго, томительно долго тянулась дорога в Александровскую слободу меж зеленых холмов и перелесков. По дороге шло оживленное движение: скакали вершники с привязанными к седлам метлами и собачьими головами; опричники держались с независимым видом. Тянулись громоздкие рыдваны, в которых ехали бояре на поклон к царю. И, о радость! Навстречу верхом, в окружении молодых дворян, вдруг выехал Годунов. Строгановы мигом выскочили из колымаги и бросились вперед с распростертыми объятиями.

— Борис Федорович, милый ты наш, заступник! — весело возопили челобитчики.

Годунов легко спрыгнул с коня, пружинистой походкой подошел к Строгановым, приветливо облобызался с ними:

— А я с великим государем имел счастье говорить о сибирских урядах. На вас указал батюшке. Приспела, давно приспела пора укоротить руки хану!..

Сразу на душе полегчало, и уже иным, веселым, показался братьям окружающий мир…

И в самом деле, царь принял Строгановых милостливо, пригласил к столу и много шутил, а после обеда старшего брата Якова пожаловал игрой в шахматы. Пользуясь случаем, тот рассказал о нападении татар на Чусовской городок. И вышло так, что он такой храбрый и умный! Иван Васильевич невольно залюбовался его дородной фигурой.

— Ишь, как раздобрел и вошел в силу на вольных хлебах! — пошутил Грозный.

— Ширь! — разведя руками, сочно ответил Строганов, и перед глазами царя на самом деле распахнулась ширь и необъятные края.

— И пусть эта ширь будет русской до скончания века. А наши холопы этой дорожкой пойдут встречь солнца и настроят городков, сел, струги по рекам пустят, пашню подымут. А пока… — Иван Васильевич подался вперед и, протянув костлявую руку к фигуре, вдруг перескочил конем через свободное поле и сказал сердито: — Что ж ты, не видишь, Яков? Мат королю!

Строганов виновато опустил голову и тихо отетил:

— Не моему уму состязаться в столь мудрой игре…

— Истинно, игра мудрая, учит многому, — согласился царь. — Все время мысли направляй на то, как исподволь подготовить разящий удар, подобный молнии!

Яков залюбовался тонко, ажурно вырезанными шахматными фигурами.

— Узнаешь? — улыбнулся Грозный. — Это поморское мастерство. Никто лучше не режет по кости. Глянь, как дивно вырезана конская голова! Непревзойденные умельцы — холмогорские косторезы! — с гордостью заметил Грозный. — Ну, на сегодня хватит… Недомогаю ныне, пора и на покой.

Когда Строгановы, уходя, низко поклонились государю, он посоветовал:

— Вы к думному дьяку толкнитесь… Он уже знает, ведом ему мой замысел…

Два месяца Строгановы прожили в Москве и в Александровской слободе, не раз бывали во дворце царя. Наконец, в конце мая Висковатов вручил им жалованную грамоту.

В этой царской грамоте Строгановым отводились новые земли не только на самом Камне, но и за ним, в сибирской стороне. Дивно братьям было читать такие строки: жалованы им земли «по обе стороны Тобола реки и по рекам и по озерам и до вершин».

На прощанье Иван Васильевич сказал Строгановым:

— Не отступайте перед сибирским салтаном! Земли наши, и дарю вам. Ставьте городки и острожки, собирайте охочих людей — и остяков, и вогулич, и югричь, и самоедь — и со своими наемными казаками и с народом своим посылайте воевать и в полон сибирцев имати, и в дань за нас приводить.

Братья упали в ноги Грозному:

— Спасибо, милостливый отец наш…

Вернувшись на подворье, Строгановы позвали писца Мулдышку и наказали ему прочесть громогласно царскую грамоту. И писец до пота и хрипоты много раз вычитывал особо понравившиеся хозяевам места грамоты. Он нараспев произносил:

— «Также есми Якова и Григория пожаловал: на Иртыше и на Оке и на иных реках, где пригодица, для береженья и охотчим на опочив крепости поделать и сторожей с вогняным нарядом держати. И из крепости рыба и зверь ловити безоброчно».

Было в той грамоте особое царское указание, и его зачитал Мулдышка:

— «А которые будут и поворовали, а ныне похотят нам прямить и правду всю покажут, и вы б им велели говорити и приказывати наше слово, что мы их пожалуем, пени им отдадим, да и во всем им полегчим, а они бы нам тем правду свою показали, чтоб своими головами собрався, с охочими ходили вместе воевати наших изменников»…

Уразумев до буквочки смысл грамоты, старший брат сказал младшему:

— Умен царь, не глуп и думный дьяк. Так, думается мне, и Строгановым не выходит быть полуумками…