Ермак

Вслед за этим третья неудача пришла в Искер. Послали за рыбой и морошкой сотника Бусыгу — расторопного волгаря — с казаками. Умчались они на крепких и выносливых собачьих упряжках. Миновали урманы, выскочили в тундру, и тут на казачий поезд набежала матерая волчья стая. Порезали и порастаскали лютые звери умных собак. Казаки еле отбились от зверья и пешими ушли от лихой напасти, но в пути один из них умер — не выдержал ран и лишений. Много дней тащились голодные и злые храбрецы, пока не добрели до вогульского становища. Тут только пришли в себя сотник Бусыга и его товарищи. Вогулы охотно доставили их в Искер.

Зима выпала мягкая. В феврале за Иртышом засияло небо и прекратились метели. В эти дни в Искер прискакал ладивший с казаками мурза Басандай и взволнованно рассказал Ермаку, что Маметкул с немногими всадниками кочует по реке Вагаю, на добрых конях ходу до тех юрт один день.

Шестьдесят казаков, с Брязгой во главе, немедля побежали на быстрых конях к Вагаю. Мурза Басандай не обманул: Маметкул только что был на берегу. Нашлись и следы его: аргал дотлевал в костре, зола еще не остыла. Казаки на конях пошли по следу и около полуночи увидели мерцающий вдали огонек; он то вспыхивал, то терялся среди безбрежных снежных равнин…

На берегу озера Кулара племянник Кучума разбил свой стан. Тридцать уланов берегли его покой. Тайджи безмятежно лежал перед огнем на толстом войлоке и мечтательно смотрел на пламя. В котлах варилась баранина. Ржали выносливые кони, копытами разбивая звонкий наст, чтобы добыть корм — ушедший под снег высохший ковыль. Монотонно шелестел камыш. Держа в поводу коней, казаки забрались в густые заросли и зорко наблюдали за татарским становищем. Покоем и миром дышала степь. Два улана сняли котел и поставили перед вожаком. Маметкул брал руками горячие куски мяса и, обжигаясь, жадно глотал их. За день, блуждая по степи, он изрядно наголодался.

Насытившись, тайджи улегся на спину, и верный улан набросил на него лисью шубу. Маметкул лежал молча, пока его спутники ели баранину. Красные отсветы пламени колебались на смуглых лицах. Кто-то взял чунгур и провел по струнам, но Маметкул поднял голову и крикнул:

— Спать… Завтра много скачки!..

Огонь погасал. Лиловые гребешки пламени пробежали по мокрой ветке и померкли. Постепенно улеглись и уланы.

Казаков пробирал мелкий озноб. Подмораживало. Они тихо выбрались из камыша и бросились на становье.

Первым вскочил Маметкул и схватился за клинок. Яростно крича, он звал уланов, но многие уже пали под ударами мечей. Тайджи рубился ожесточенно и медленно отступал к лесу. Казаки тесно окружили его и еще уцелевших татар. Становище покрылось порубанными телами.

Маметкул продолжал отбиваться, поранил пятерых казаков, а сам оставался невредимым.

— Хорош рубака! — похвалил бородатый казак и, подняв на дыбы серого поджарого коня, закричал. — Погоди, враз башку долой!

— Стой! — приказал Брязга: — Такого грех рубить. Ермаком наказано брать целехоньким!

— Ну коли так, — деловито отозвался казак, — накину аркан! — Он отвязал от седла аркан и ловким, сильным движением забросил. — Ага, попался серый в петлю! — радостно заорал он и погнал коня.

Маметкул схватился за аркан, рвал его, но быстрый конь свалил пленники и потащил по режущему насту. Тут набежали казаки, навалились на Маметкула и сыромятными ремнями прикрутили руки за спину. Брязга приторочил аркан к седлу и, настегивая коня, погнал по дороге к Искеру. Маметкул в быстром беге потерял рысью шапку.

— Ты не смеешь так! — закричал он властно и зло Богдану: — Я — кость ханов, а ты казак — черная кость. Стой! Я сам пойду.

Брязга хмуро оглянулся на пленника и сердито ответил:

— А мне хошь сам хан, — потопчу, коли по-вражьи живет. За коварство надо бы тебя на первую осину! Ну да ладно, пес с тобой!

Брязга осадил коня и поехал шагом. Казаки нагнали сотника.

— Браты, посадите его в седло! Пусть почванится. Да гляди в оба! — предупредил Богдан.

Маметкул побледнел; стиснув зубы, ехал молча. Ремни врезались в тело и терзали, но он терпел, сохраняя неприступный вид.

В синем позднем рассвете впереди показалась темная вершина Искерского холма. Маметкул на минуту закрыл глаза, потом внезапно торопливо-страстно обратился к Брязге:

— Послушай ты, возвращай мне саблю! Сейчас.

Богдашка хитро прищурил глаз на пленника. Тот горячо продолжал:

— Аллах видит, не убегу. Нельзя в Искер племяннику хана вступать без сабли! Позор мне! — в его просьбе прозвучала тоска, и Брязга на мгновение поколебался, сам хорошо понимая, как, на самом деле, унизительно воину вступать в Искер без оружия. Однако он решительно осилил эту слабость и ответил царевичу:

— Сумел воровать, сумей и ответ держать!

Перед воротами крепостцы Маметкула ссадили с коня и освободили от ремней. Он вскинул голову и с гордым видом вступил в Искер.