Между тем викарием в деревню был назначен Чарльз Эрнст, который с супругой Маргарет поселился в доме у церкви. Скоро они стали друзьями с доктором Амброузом Флауэрдейлом, и тот вынужден был рассказать им эту историю. Он и сообщил им, что Патрик Айв – неважно, любил он Нэнси Дьюкейн или нет, – был добрейшим и великодушнейшим из людей и ничем не заслужил такой клеветы.
Именно эти его слова о клевете и навели Маргарет Эрнст на мысль о стихотворной эпитафии. Чарльз Эрнст был против, ему не хотелось провоцировать деревенских, но Маргарет настояла на своем, заявив, что церковь Всех Святых должна выразить свою поддержку Патрику и Франсис Айв.
– А что до Харриет Сиппель и Иды Грэнсбери, то, будь мой воля, уж я бы их спровоцировала, и не только, – сказала миссис Эрнст. И действительно, когда она говорила эти слова, ее мысли явно склонялись к убийству, но только как к фантазии, а отнюдь не как к реальному преступлению, которое она намеревалась совершить.
Закончив историю, Маргарет Эрнст умолкла. Мы долго сидели молча, не осмеливаясь нарушить тишину.
Наконец я отважился:
– Теперь я понимаю, почему вы назвали имя Нэнси Дьюкейн, когда я спросил у вас, кто мог иметь мотив. Но неужели она стала бы убивать Ричарда Негуса? Ведь он отказался поддерживать Харриет Сиппель и Иду Грэнсбери, как только на слова девушки-служанки упала тень сомнения.
– Я только могу сказать,
– А служанка?
– Амброуз Флауэрдейл считает, что она вовсе не этого хотела. Было видно, что дурные чувства к Патрику и Франсис, укоренившиеся в деревне, глубоко огорчали ее.
Я нахмурился, чувствуя несоответствие.
– Но если предположить, что убийца все-таки Нэнси Дьюкейн, то, раз она не смогла простить Ричарда Негуса, осознавшего позднее всю глубину своего заблуждения, с какой стати ей прощать девушку, которая распустила эту ложь?
– Может быть, она и не простила, – сказала Маргарет. – Возможно, она ее тоже убила. Я ведь не знаю, куда подевалась эта девушка, а Нэнси, может быть, знает. Она могла ее выследить и убить… Что с вами? У вас лицо посерело.
– Как… как звали ту девушку, которая распустила слух? – заикаясь, спросил я и со страхом ждал ответа. «Нет, этого не может быть, – твердил мне внутренний голос, – и все же, как этого может не быть?»
– Дженни Хоббс… Мистер Кэтчпул, с вами все в порядке? Вы плохо выглядите.
– Он был прав! Ей действительно грозит опасность.
– Кто «он»?
– Эркюль Пуаро. Он никогда не ошибается. Но как это возможно?
– Почему вы сердитесь? Вы что, хотели, чтобы он ошибся?
– Нет. Нет, конечно же нет. – Я вздохнул. – Хотя теперь меня беспокоит опасность, грозящая Дженни Хоббс, если, конечно, она еще жива.
– Понимаю. Как странно…
– Что странно?
Маргарет вздохнула.
– Что бы я тут ни говорила, мне все же трудно поверить, чтобы кому-то могла грозить опасность со стороны Нэнси. Неважно, есть у нее мотив или нет, я все же не могу представить ее убийцей. Возможно, это прозвучит странно… но разве можно убить человека, не погрузив при этом себя в бездну ужаса и отвращения, как вы думаете?
Я кивнул.
– Нэнси любила все красивое и забавное, ей доставляли удовольствие радость и любовь. Все, что имеет отношение к счастью. Вряд ли ей захотелось бы связать себя с чем-то столь уродливым, как убийство.
– Но если не Нэнси Дьюкейн, тогда кто? – спросил я. – Может быть, старый пьяница Уолтер Стоукли? Он ведь отец Франсис, а это серьезный мотив. Воздержись он от спиртного на день-другой, и убийство троих людей было бы ему вполне по силам.
– В том-то и дело, что Уолтер не может воздержаться от спиртного даже на час, не говоря уже о дне. Уверяю вас, мистер Кэтчпул, Уолтер Стоукли не тот, кого вы ищете. Видите ли, в отличие от Нэнси Дьюкейн, он никогда не возлагал на Харриет, Иду и Ричарда вину за то, что случилось с Франсис. Он винил себя.
– Оттого и запил?
– Да. Потеряв дочь, Уолтер Стоукли решил поквитаться с Уолтером Стоукли, и, как мне представляется, совсем скоро он в этом преуспеет.
– Но каким образом вина за самоубийство Франсис может быть возложена на него?