— Это деяние окажется достойным песни, хотя никто никогда и не напишет её. Но, братья мои, мы будем знать о том, что совершили. Можем ли мы желать лучшей награды в свои последние мгновения? Думаю, что нет.
Остальные Железные Руки в унисон ударили ладонями по нагрудникам, и подобное единство оказалось красноречивее любой клятвы.
В следующее мгновение корабль сотрясся от могучего удара. Каншелла сбило с ног, затем последовал новый толчок — что-то огромное таранило «Громовой ястреб». Взглянув на смотровое окно, Даррас увидел, что бронестекло вылетело из рамы; в отсек струился зловонный воздух Пифоса, смердящий излишней жизнью.
— Держись! — проревел сержант, и «Железное пламя» снова содрогнулось. Рог, длиной почти в рост Йеруна, пробил фюзеляж насквозь, вырвался обратно и ударил вновь, разрывая борт самолёта. После следующеё атаки в корпусе появилась дыра, достаточно большая, чтобы чудовище сумело просунуть голову внутрь десантного отсека.
Оно напоминало ящера, но было покрыто багровыми металлическими пластинами. Каншелл не мог разобрать, носит ли демон броню, или так выглядит его шкура. Широко, словно на шарнирах, распахнулась пасть, и чудовище издало рев, напоминающий скрежет гигантских шестерней. Поведя башкой туда-обратно, тварь расширила пробоину — толстый корпус «Громового ястреба» отступил перед жаждой демона добраться до своих жертв. На спине зверюги восседал один из сражавшихся мечами рогатых кошмаров, который хохотал и подзуживал ездового монстра к пущему насилию.
Даррас и остальные Железные Руки открыли ответный огонь, но нерожденный не обращал внимания на болт-заряды. Как можно дальше отступив от демона, Йерун начал палить из лазвинтовки, зная, что его действия бессмысленны, но цепляясь за отголосок значения в самом факте противодействия врагу. Серв пытался попасть в глаз ездовой твари, но, хоть цель и была немаленькой, Каншелл оказался недостаточно метким, а чудовище — слишком бешено дергающимся. Оно просунуло голову дальше, пытаясь втиснуться в отсек всем телом, и защелкало челюстями в сторону Эрефрен. Демоны явились устранить угрозу.
Катигерн рванулся вперед, держа крак-гранату, и, когда монстр снова распахнул пасть, швырнул цилиндр ему в глотку. Не отшатнувшись, демон дернулся к врагу и сомкнул челюсти, откусив руку легионера у локтя. Раненый воин рухнул, и в тот же миг граната взорвалась внутри чудовища. Каким-то образом тварь ещё продолжала выть, но её вопль, быстро истончаясь, забрался на неслышимые частоты — а потом оборвался, и на палубу полился тлетворный ихор, смесь крови, масла и ядов.
Ездовой демон содрогался столь бешено, что сбросил всадника. Когда тот поднялся и попытался влезть в дыру рядом с агонизирующим чудищем, Даррас отстрелил нерожденному голову болтерной очередью. Крупный монстр всё никак не хотел умирать — хотя он страдал и ярился в молчании, мощь его действий оказалась достаточно красноречивой. Тварь ворочала головой туда-сюда, раздирая рогом корпус, и, хотя челюсть висела, будто выбитая дверь, а один глаз вышибло взрывом, это лишь ненадолго замедлило порождение варпа. Чудовище протиснулось наружу, игнорируя стрельбу легионеров, его уцелевший зрачок неотрывно следил за бледной, как тень, астропатессой. Ридия ответила демону почти столь же нечеловеческим взглядом.
Мимо «Громового ястреба» пронеслась крак-ракета, врезавшись в бок твари. Задние ноги создания подогнулись, и оно, вывалившись из отсека, повернулось мордой к новым противникам. Тут же в демона вонзилась вторая ракета, превратив бронированную плоть на правом плече в груду шлака, и вслед за этим поток смертоносных зарядов из штурмовой пушки поразил его в грудь и голову. Какое-то мгновение монстр сопротивлялся залпу — а затем разлетелся на острые влажные осколки.
Моргнув, Йерун уставился в пустоту на месте твари. Неподалеку от корабля по-прежнему сражались порождения варпа и ящеры, но никто пока что не атаковал «Железное пламя».
А затем возникли могучие великаны, воплощение войны, ведомой Империумом. Прибыл капитан Аттик.
Поднявшись на борт, Дурун обменялся воинским рукопожатием с Даррасом. Сейчас командир легионеров показался Каншеллу даже более пугающим, чем в прошлый раз — по его изрубленной, покрытой воронками броне струился ихор, нездорово громко жужжали сервомоторы, порой срываясь на скрежещущий перестук. Урон не замедлил Аттика, только лишил его ещё нескольких жалких остатков человечности. Капитан превратился в автономное оружие, отвлекающееся от убийств лишь ради поиска новой цели.
Он стоял перед Ридией — воплощение металла рядом с воплощением прозрения. Оба не подчинялись никчемным ограничениям плоти, и Йерун вздрогнул, чувствуя, как его крохотная личность превращается в жалкое ничто посреди вселенной, где что-то значили только создания, подобные Аттику и Эрефрен. Серв цеплялся за божественность Императора, высшую истину, имевшую даже больший вес, чем прекрасная и ужасная нечеловечность, увиденная Каншеллом.
— Нас ждут великие дела, — сказал космический десантник астропатессе.
— Тогда пора начинать, — откликнулась Ридия.