Эра Зигмара: Омнибус

— Спроси меня снова в час полнолуния.

— Почему-почему? Что тогда изменится?

С широкой улыбкой Буль облизнул нож. Птицы кричали на лихорадочных языках, возможность понимать больных животных, которую он получил однажды, помогала ему разобрать не всё, но половину.

— Ты придёшь в благоприятную ночь. Впервые за две с половиной тысячи лет звёзды соединят мои Врата Владений с другими.

— И что тогда? — прошипел Клетч, неожиданно забеспокоившись.

— Спроси меня снова в час полнолуния.

II

Фистула, Первый владыка порчи Чёрного Пальца, наслаждающийся болезнями и смертью, вскрыл оррука от бедра до бедра обратным ударом пилящего клинка. Из-под клыкастого шлема донёсся удивлённый хрюк зеленокожего, но боец остался стоять, твёрдый как мёртвая плоть и столь же нечувствительный к боли. Придерживая свои извивающиеся внутренности кулаком размером с маленький щит, он с рёвом обрушил топор на владыку порчи.

Стойкие и злобные орруки пользовались дурной славой. Но лихорадка, огнём разливающаяся по венам от заражённой раны на животе, делала противника медлительным. Фистула с лёгкостью уклонился от неуклюжего удара и переломил ему голень пинком ноги. Это было упоительно. Большинство людей никогда бы не узнали, что оррук может страдать так сильно, как сейчас страдал этот. Но он не сдавался.

Фистула ценил это.

Приняв слабый удар на обух клинка, и отбросив его в сторону, он оказался позади похожей на бревно орручьей руки, достаточно близко, чтобы почуять, как чумные создания неистовствуют в крови неприятеля, и погрузил кинжал для парирования ему в глотку.

Здоровенная челюсть оррука судорожно дёрнулась, когда Фистула вырвал оружие и оттолкнул скотину прочь. Кровь из разорванной артерии брызнула дугой и окрасила зелёным забрало шлема Фистулы. Он глубоко вздохнул — отчасти, чтобы испить влагу прямо из воздуха, отчасти просто ради чистого удовольствия.

Фистула опустил взгляд на поверженного оррука. Тот всё ещё щёлкал челюстями, хотя уже захлёбывался в крови, а глаза его побелели. Владыка порчи мог бы покончить с ним быстро, должен был, возможно, но ещё много орруков скрывалось в тенях Бешеных Вершин, потому покончить с ними всеми не удалось бы никогда.

Он огляделся.

Орруки всё ещё сражались рассеянными ватагами, рассредоточившись вдоль всего узкого участка ущелья, в который Чёрный Палец загнал их, но они были разбиты. Разбиты, но не подобно людям или воинству Гнилоносца. Они не бежали. Напротив, они продолжали драться с бездумным упорством больных зверей. Выносливые, как и вся их раса, враги несли на себе отметины заразы: гноящиеся язвы и покрывшиеся коркой порезы, которые не заживали. На каждую сотню, лежавшую мёртвыми с обычными ранами, приходилась сотня, корчившаяся на земле с кровавой пеной у ртов и с мухами на гниющей плоти.

Горы и зверогоры на полной скорости вламывались в общую схватку, бешено рубя и бодаясь. Всадники Гнилоносца на червивых скакунах мчались вверх по крутой стене ущелья, чтобы нанести удар по орручьему вожаку. Громадного зверя окружали самые крупные и свирепые из их числа, но он был уже почти пойман в западню воинством тзинчитов, гнавшим его из противоположного края теснины.

Воинство Перевёртыша являло собой легион самых разных форм и расцветок. Сияло золото. Шептали странные голоса. Огоньки всевозможных форм, запахов и размеров плясали между древками знамён, почти разумные доспехи нашёптывали тайны в глубины подсознания тех, кто обладал разумом достаточным, чтобы услышать их. Демонические мухи жужжали над всем и вся. Гнилые гончие рыскали на флангах, разрывая тех, кто был ранен или остался в одиночестве. Гигантские слизни выкапывались на поверхность, чтобы заглотить воинов-тзинчитов целиком, в то время как чумные трутни и гладкие демонические крикуны уничтожали друг друга в воздушном сражении в небесах.

Об орруках все практически забыли.

Фистула чувствовал схожее настроение во врагах — голод, идущий откуда-то извне этого ущелья. И те, и другие пришли сюда терзать добычу, но теперь, изголодавшиеся по настоящему вызову, они бросали друг на друга своих воинов с яростью, какой никогда не бывало прежде.

Это было нечто такое, чего слишком старый и толстый Копсис Буль уже не мог понять. Даже самые свирепые вирусы могут быть усмирены, влача жалкое существование на объедках тех, кого некогда уничтожали миллионами.

Звон адской стали и возбуждённый окрик вернули Фистулу обратно из отвлеченных размышлений о битве. Сквозь свалку ближнего боя между тлетворными королями порчи и чахнущими орручьими бойцами, которых было в полтора раза больше, прямо на него медленно надвигался воин Хаоса, облачённый в полные доспехи, украшенные золотом и лазурью. Его шлем представлял из себя сплошной кусок металла с вытравленными на нём полуприкрытыми глазами, через которые враг, вероятно, мог видеть, пользуясь неким колдовством. Золотые рога по бокам до бесконечности закручивались сами в себя. Тзинчит нанёс орруку удар кулаком и добил его, с рёвом ударив широколезвым мечом.