Эра Зигмара: Омнибус

Здоровенная челюсть оррука судорожно дёрнулась, когда Фистула вырвал оружие и оттолкнул скотину прочь. Кровь из разорванной артерии брызнула дугой и окрасила зелёным забрало шлема Фистулы. Он глубоко вздохнул — отчасти, чтобы испить влагу прямо из воздуха, отчасти просто ради чистого удовольствия.

Фистула опустил взгляд на поверженного оррука. Тот всё ещё щёлкал челюстями, хотя уже захлёбывался в крови, а глаза его побелели. Владыка порчи мог бы покончить с ним быстро, должен был, возможно, но ещё много орруков скрывалось в тенях Бешеных Вершин, потому покончить с ними всеми не удалось бы никогда.

Он огляделся.

Орруки всё ещё сражались рассеянными ватагами, рассредоточившись вдоль всего узкого участка ущелья, в который Чёрный Палец загнал их, но они были разбиты. Разбиты, но не подобно людям или воинству Гнилоносца. Они не бежали. Напротив, они продолжали драться с бездумным упорством больных зверей. Выносливые, как и вся их раса, враги несли на себе отметины заразы: гноящиеся язвы и покрывшиеся коркой порезы, которые не заживали. На каждую сотню, лежавшую мёртвыми с обычными ранами, приходилась сотня, корчившаяся на земле с кровавой пеной у ртов и с мухами на гниющей плоти.

Горы и зверогоры на полной скорости вламывались в общую схватку, бешено рубя и бодаясь. Всадники Гнилоносца на червивых скакунах мчались вверх по крутой стене ущелья, чтобы нанести удар по орручьему вожаку. Громадного зверя окружали самые крупные и свирепые из их числа, но он был уже почти пойман в западню воинством тзинчитов, гнавшим его из противоположного края теснины.

Воинство Перевёртыша являло собой легион самых разных форм и расцветок. Сияло золото. Шептали странные голоса. Огоньки всевозможных форм, запахов и размеров плясали между древками знамён, почти разумные доспехи нашёптывали тайны в глубины подсознания тех, кто обладал разумом достаточным, чтобы услышать их. Демонические мухи жужжали над всем и вся. Гнилые гончие рыскали на флангах, разрывая тех, кто был ранен или остался в одиночестве. Гигантские слизни выкапывались на поверхность, чтобы заглотить воинов-тзинчитов целиком, в то время как чумные трутни и гладкие демонические крикуны уничтожали друг друга в воздушном сражении в небесах.

Об орруках все практически забыли.

Фистула чувствовал схожее настроение во врагах — голод, идущий откуда-то извне этого ущелья. И те, и другие пришли сюда терзать добычу, но теперь, изголодавшиеся по настоящему вызову, они бросали друг на друга своих воинов с яростью, какой никогда не бывало прежде.

Это было нечто такое, чего слишком старый и толстый Копсис Буль уже не мог понять. Даже самые свирепые вирусы могут быть усмирены, влача жалкое существование на объедках тех, кого некогда уничтожали миллионами.

Звон адской стали и возбуждённый окрик вернули Фистулу обратно из отвлеченных размышлений о битве. Сквозь свалку ближнего боя между тлетворными королями порчи и чахнущими орручьими бойцами, которых было в полтора раза больше, прямо на него медленно надвигался воин Хаоса, облачённый в полные доспехи, украшенные золотом и лазурью. Его шлем представлял из себя сплошной кусок металла с вытравленными на нём полуприкрытыми глазами, через которые враг, вероятно, мог видеть, пользуясь неким колдовством. Золотые рога по бокам до бесконечности закручивались сами в себя. Тзинчит нанёс орруку удар кулаком и добил его, с рёвом ударив широколезвым мечом.

Закричав, Фистула крутнулся на месте, сцепившись своим зубчатым клинком с падавшим на него более крупным клинком. Но это не было защитой. Он упёрся в широколезвый меч тзинчита, пытаясь сломать его. Удар отозвался в руке владыки порчи, его зубы задрожали. Рефлекторно разжав пальцы, он едва не потерял клинок, если бы не кровь и гной, натёкшие на рукоять оружия из загрязнённых мозолей и приклеившие её к ладони.

Тзинчит отступил, как будто его ударили по голове так, что шлем зазвенел. Тяжёлый меч врага замер, локти свело спазмом от усилий, приложенных, чтобы удержать клинок.

Фистула отсёк воину голову единственным ударом по шее и захохотал.

Он был противоположностью Копсиса Буля во многих аспектах. Там, где Повелитель Хворей стал подобен раздутым останкам человека, тело Фистулы чахло, благоволение, которой он нёс в себе, было написано на его уродствах, оголённых костях и сухих мускулах, которые нескончаемо гноились. Он был воином. Лихорадка, бушевавшая в его разуме, не могла быть излечена никакой войной, а его броня, облегчённая в соответствии с его предпочтениями, была украшена отметинами, свидетельствующими о болезнях, которые он испробовал, и о цивилизациях, которые он поверг.