Эра Зигмара: Омнибус

Кхорнит прошагал среди коленопреклоненных оспяных воинов. Пол зала начал опускаться, переходя в широкую, неглубокую воронку. Её устилал ковер из сшитых вместе кусков кожи, а под ним скрывалась мастерски вырезанная карта Тефры и разнообразных королевств этого кратера, занимающая всё углубление. На каждом дюйме содранных шкур виднелись кровавые руны и символы, при виде которых сердце Повелителя забилось быстрее. Этот покров изготовили из кожи последних защитников цитатели, и теперь он корчился, насыщенный могучей магией.

Но всё внимание Анхура было отдано тому, что висело над кожаным ковром. Восемь громадных пластин полированного обсидиана парили в центре зала; поддерживаемые в воздухе при помощи колдовства, они вращались с тяжеловесной механической точностью. Каждая из плит, не уступавших по величине дворцовым вратам, была тонка, как шелк, обрамлена в протравленную медь и помечена рунами Кхорна. Медленный танец пластин действовал почти гипнотически, и, когда всё они по очереди прокружились мимо Алого Повелителя, ему показалось, что к черной, как масляная сажа, поверхности обсидиана прижимаются неясные образы и чьи-то лица.

Плиты изготовили безумные умельцы Гибельного Горнила, назвавшие дело своих рук «Черным разломом». Учитывая предназначение пластин, Анхур считал имя вполне подходящим. Короли Горнила, работая с привычным для них жутким мастерством, обтесали и обкололи вулканическое стекло до полированной гладкости, а затем создали для каждой плиты медную оправу. На то, чтобы переправить пластины с обсидиановых полей Пылающей Дельты через Фельзитовые равнины и втащить по склону кратера, а затем опустить во внутренние джунгли, ушли месяцы. Не раз Повелитель мог лишиться их, по несчастной случайности или в результате действий врага. Потеря даже одной плиты стала бы катастрофой.

Анхур огляделся по сторонам, вспоминая, что именно здесь благородные семейства Клакса приняли последний бой, и здесь, под огромным позолоченным куполом, он вырезал их всех. Затем Повелитель посмотрел выше обсидиановых пластин; создатели придали внутренней стороне полушария форму гигантского нечеловеческого лица, сурового и бородатого. Работа дуардинов, вспомнил Анхур, их подарок первым королям Клакса в далекие полузабытые дни до пришествия Хаоса. Что до лица, то на потолке был изображен…

— Зигмар, — произнес Алый Повелитель, думая об увиденных им молниях, что метались в облаках.

— Да, таращиться он очень любит, — произнес чей-то голос, и Анхур хрипло усмехнулся. К нему подошло худощавое создание в длинных одеяниях с капюшоном и отдельных, ржавых частях доспеха.

— Не прекращает с тех пор, как я начал ритуал, — добавил чернокнижник, пока они вдвоем созерцали купол.

Прежде, чем Повелитель успел ответить, кружащиеся пластины набрали скорость и стали поворачиваться резче. Руны, вытравленные на медных рамах, раскалились добела, воздух загустел и стал приторным. Анхур ощутил запахи самородной серы и гниющего мяса, свернувшейся крови и жженой кости. Обсидиановые плиты начали подергиваться, раскачиваться, в беззвездной тьме загорелись булавочные уколы красного света. Кожаный покров принялся извиваться, будто от боли, а прошитые содранные лица мертвецов исказились в безмолвных криках.

Начала пузыриться кровь, запятнавшая каменную кладку, словно что-то зашевелилось под ней. Полуоформившиеся образы, вздымаясь и расплескиваясь вновь, тянулись к свету из-под засохшей красной пленки. Медные когти и черные рога пробились на поверхность — но лишь на мгновение. Литания раздосадованных, завывающих голосов почти оглушила Алого Повелителя, а затем умолкла, кровь успокоилась и вновь обрела неподвижность.

— Не обращайте на них внимания, мой господин. Пока что они не стоят затрачиваемых усилий, — худощавый человек отвернулся от медленно кружащихся обсидиановых прямоугольников. Он откинул капюшон, показав разлагающееся, мертвенно-бледное лицо. Из одной глазницы выпирал блестящий фасеточный глаз, точь-в-точь как у мух, роившихся в зале.

— Но скоро будут? — спросил Анхур. — Скоро ли ты закончишь, Пацак?

— Когда будет на то воля богов, и не мгновением раньше, — ответил Пацак из Многогранного Глаза. Посмотрев на Алого Повелителя, чернокнижник фыркнул. — Ваши злобные взгляды не ускорят ритуал.

Анхур опустил руку к мечу на бедре.

— Поберегись, Пацак. Однажды я пощадил тебя, но не помилую снова, если продолжишь испытывать мое терпение.

Чернокнижник взглянул на клинок в ножнах, затем на Анхура.

— Если бы я верил, что вы действительно вытащите меч, то мог бы испугаться угрозы. Но вы никогда этого не делаете, даже когда вас подталкивают так поступить, в чем причина?

— И? Какая тебе разница, что за оружие я применяю? — Повелитель взвесил топор в руке. — Возможно, тогда мне стоит использовать это? Помнится, топор надежно усмирил твои речи в Солончаковой низменности. Следует ли мне закончить начатое в тот день и окончательно отрубить тебе голову, а не просто поцарапать горло?

Пацак резко вскинул руки, признавая поражение.