Эпсилон Эридана

Обостренное восприятие мгновенно схватывало особенности проносившихся систем, светимость, спектр, плотность, массу центральной звезды, наличие планет, вектор собственного движения по отношению к галактической плоскости. И прочее, прочее, прочее. Сущность легко и послушно укладывалась в память. Укладывалась прямиком, непосредственно, минуя долгий мост вербальных знаков. Вопреки всему сумасшествию происходящего, сохранялось представление о времени. Во всяком случае, впечатления накапливались последовательно, чередуясь слой за слоем, как пронумерованные страницы старых книг. И была незыблемая уверенность в том, что все это не забудется.

Но все это оказалось увертюрой. Прошло сколько-то времени, и звездный остров, именуемый Галактикой, целиком остался позади. "Вихрь" вырвался в темную щель пустого пространства протяженностью в сотни тысяч парсек. Невероятно, но его скорость продолжала расти. На обочине оставались уже не звезды, а их сгустки. Странно покачиваясь, проплыло Большое Магелланово облако, в котором вспыхнула и воссияла Сверхновая. Затем посторонилась более спокойная галактика М-какая-то, древнее шарообразное скопление в созвездии Печи. Потом – еще, еще, еще, все быстрее.

Спиралеобразные, неправильные, сейфертовские, видимые с ребра и распластанные перпендикулярно лучу зрения, они начали сливаться в полосы, делавшиеся все шире. Ленты света закручивались. И вот границы полос перестали различаться, они обратились в мерцающий фон с отдельными уплотнениями яркости. Было похоже, что "Вихрь" врезался в массу плотного, вязкого и упругого тумана. Тут на помощь зрению пришел слух, либо нечто похожее. Как-то в обход ушей в голову проникли вибрирующий гул, треск чего-то раздираемого, а также звуки, вознинающие при поглаживаний мокрого воздушного шарика.

На мгновение все стихло, затем раздался жуткий рев, вопль раненого чудища. В нем сквозила тоска такой бездонности, что кожа покрывалась пупырышками. Но именно этот вопль удержал Машу, находившуюся в полуобморочном состоянии, от потери сознания. Придя в себя, она со страхом взглянула на ряды шкал, светящиеся на экране командирского пульта, ничего в них не поняла, посмотрела вниз.

Весь амфитеатр зала погрузился в сумрак, плафоны едва мерцали. Со стенных экранов лился неровный серый свет. Там, за бортом, что-то клубилось и шевелилось. В такт этим движениям пол под ногами то проваливался, то приподнимался. Еще "Вихрь" раскачивался в стороны, словом, вел себя как древний атмосферный самолет, угодивший в болтанку.

Борясь с накатывающейся дурнотой, Маша поклялась, что если уцелеет, то никогда в жизни ни в какой космос больше – ни ногой, ни помыслом. Хватит, навоевалась! Не женское это дело.

– Средний уровень глюкозы в крови членов экипажа меньше трех миллимолей на литр, – доложил Гильгамеш. – Гипогликемия, – добавил он с непонятным удовлетворением. – Прошу разрешения ввести питательные растворы. Если в течение пяти секунд бортового времени ответа не последует, введу без разрешения.

Внизу, в амфитеатре, Мбойе вяло махнул рукой. "Вот кому бы командовать", – еще более вяло подумала Маша.

Из подлокотника выбралась прохладная змейка. Ткнувшись в локтевой сгиб, она прокусила кожу и припала к вене. Кольнуло. По руке поднялось приятное тепло и растеклось в теле. Голова прояснилась, тошнота отступила.

– Уровень глюкозы нормализован, – доложил софус. – Проведено исследование физического состояния всех членов экипажа. Грубых нарушений не отмечено. Подробности – на индивидуальных пультах.

На индивидуальном пульте Маши пульсировала трафаретка. Розовый цвет означал пограничное состояние между нормой и патологией. Маша трижды перечитала сообщение, прежде чем до нее дошел смысл.

– Гильгамеш, ты уверен? – прошептала она в плечевой микрофон.

На экране вспыхнуло категорическое "Да".

– Никому не сообщать, – быстро сказала Маша.

Экран ответил, что и не собирался. В это время из недр корабля донесся взволнованный голос Джанкарло:

– Братцы, переключайтесь на радарный обзор!

– Переключить? – спросил Гильгамеш.

– И побыстрее, – нетерпеливо сказал Мерконци.

Мбойе вопросительно обернулся к Маше. С его стороны это было первое проявление слабости за весь рейс.

– Ну конечно, – удивленно сказала она. – Ты вообще... распоряжайся.

– Я плохо переношу неожиданные приключения.

С помощью радаров выяснилось, что неуправляемый крейсер летит в достаточно материальном окружении. Перед ним открылся черный канал с туманными, размытыми очертаниями стенок. В канале определялась меньше, чем пустота, но вот стенки-то вроде были, а если так, то должны были из чего-то состоять.