Эпопея любви

— Так вас господин де Монлюк пригласил посмотреть пытки? Комендант тюрьмы Тампль?

— Он самый. Персона важная…

— И куда он вас поведет?

— Да прямо в Тампль. Нас спрячут в маленькой комнатке, рядом с залом, где пытают. Если нас, не дай Бог, заметят, скажем, что мы — родственницы заключенного, пришли помочь ему.

— Все-таки я бы на вашем месте не пошла…

— Като, милая, помоги! Иначе мы потеряем такого клиента, как господин де Монлюк! — взмолилась Пакетта.

— Ну хорошо! — согласилась Като. — Достану для вас то, что просите.

Девицы радостно захлопали в ладоши и расцеловали почтенную хозяйку.

— А кстати, — спросила Като, — кого там будут пытать?

— Заключенных двое, — ответила Пакетта.

— И как зовут этих несчастных?

— Пардальяны, отец и сын, — сказала Руссотта.

Като не произнесла ни слова, лишь побледнела и дрожащей рукой начала крошить хлеб на столе. Она была искренне привязана к отцу с сыном. С Пардальяном-старшим у Като когда-то был роман, и любовь эта длилась довольно долго, то ли две недели, то ли месяц, Като и сама не помнила. Но она и представить не могла, что трагические известия о судьбе Пардальяна так потрясут ее душу.

Като прожила жизнь, особенно не задумываясь. Она не была ни доброй, ни злой. Инстинктивно эта женщина избегала таких чувств, которые могли бы принести ей страдания. Она редко плакала. Самым большим несчастьем в жизни ей казалось то, что она растолстела, подурнела и утратила прежнюю красоту.

Шевалье де Пардальяном Като всегда безмолвно восхищалась. Ни один из дворян, которых встречала Като, не походил на этого юношу. Ни в ком она не видела такого сочетания гордости и изящества, надменной холодности и иронии, великодушия и сочувствия к людям. Като частенько вспоминала о Пардальяне-младшем, потом подходила к зеркалу и глубоко вздыхала… Но ей и в голову не приходило, что ее чувства к шевалье весьма напоминают любовь! И вот теперь отец и сын должны умереть!.. Их будут пытать!..

Сердце Като наполнилось такой тоской, что ей уже не хотелось жить. Руссотта заметила перемену в настроении хозяйки:

— Ты что расстроилась? Эти двое — твои знакомые?

— Нет, что ты! — пробормотала Като.

— Так насчет платьев договорились?

— Да, — машинально ответила Като. — Платья вы получите… А праздник, стало быть, в воскресенье?

— В воскресенье утром, но мы пойдем в Тампль в субботу вечером. Господин де Монлюк ждет нас в субботу в восемь, поняла?

— Конечно, а теперь идите!

Девицы сердечно распрощались со своей приятельницей и удалились. А Като осталась сидеть за столом, обхватив голову руками.

В воскресенье! В воскресенье! — повторила она и разрыдалась.

Напомним читателям, что пытать Пардальянов должны были вовсе не в воскресенье, как считали Пакетта и Руссотта, а в субботу утром. Марк де Монлюк пообещал гулящим девицам показать пытки, но вовремя одумался. Однако поразвлечься ему хотелось, и он убедил Пакетту и Руссотту, что допрос состоится в воскресенье. Монлюк рассчитывал, что девицы явятся в субботу вечером; ночку они хорошо погуляют, а потом он скажет, что допрос перенесен, и выставит их вон!

Выяснив ситуацию, вернемся к Като. Как мы уже знаем, она была женщина энергичная. Она недолго предавалась скорби, быстро прекратила рыдать, стукнула кулаком по столу и твердо заявила сама себе:

— В ночь с субботы на воскресенье я должна проникнуть в тюрьму Тампль!

В голосе Като было столько уверенности, что любой бы понял: от своего решения она не отступится никогда!

Тут Като услышала какой-то шум в зале и вышла к посетителям.

— Что тут у вас стряслось? — спросила хозяйка.

— Убили! Старуху убили! Это Руссотта и Пакетта! Громче всех орали уличные девицы: они терпеть не могли подружек, завидуя их красоте и успехам у мужчин. В другом случае они бы и внимания не обратили на убийство, но сейчас старались вовсю, подняв невообразимый шум.

— Бедная старушка! — верещала одна девица. — Отвратительное убийство!

— Руссотта с Пакеттой мать родную не пожалеют, я всегда говорила! — вторила ей другая.

— В тюрьму их! — визжала третья.

Растерянные Руссотта и Пакетта рыдали и оправдывались.

— А ну, всем молчать! — крикнула Като. Тотчас же установилась тишина.

— Где убитая старуха? — спросила Като.

— На улице, как раз напротив входа… Какой ужас! Мне сейчас плохо будет! — ответила толстая белобрысая девица с глазами-щелочками. Она с ненавистью сверлила взглядом несчастных подружек, перепуганных неожиданно свалившимся на них страшным обвинением.

— Давай, Жанна, расскажи, как все было, — велела Като. Белобрысая девица уперла руки в боки и уверенно начала:

— Вышли мы из кабачка минут пять назад: я, Жак Безрукий, Дылда, Фифина-Солдатка и Леонарда. Не успели и шагу ступить, как Безрукий закричал: «Гляньте, там кто-то есть!». Фифина и говорит: «Пошли поглядим». Я тоже сказала: «Давайте посмотрим!». Мы и подошли, Жак Безрукий первый, а все за ним. Видим: Руссотта с Пакеттой склонились над старушкой и уж совсем ее задушили. Скажете, не так было?

— Так! Так! — закричали Леонарда, Дылда и Фифина-Солдатка.

— Врешь ты все! — возмутилась Руссотта. — Когда мы подошли, она уже мертвая была!