Эпоха зомби

Томно изогнувшись и бросив на Данилу жаркий взгляд, девица откинула толстую черную косу за спину и удалилась. Напоследок она громко фыркнула и обозвала Маришу теткой. От возмущения у мисс Петрушевич на лице выступили красные пятна. Дан едва удержал ее от ответного выпада с применением физической силы.

Едва — потому что вырывалась она, как дикая кошка, и лишь поцелуй в шею, а потом в губы, сначала твердые, а потом податливые, утихомирил ее. И как-то так получилось, что они оказались в постели, и со всех сторон их окружала плотная ткань, и никто не мог увидеть их, а на прочее наплевать.

* * *

Острог-на-колесах несся сквозь ночь к Москве.

Зарычав от бессилия, Гурбан до крови расшиб кулак о металл. Боль отрезвила. Ничего не кончено. Он найдет способ перехватить Сташева, если надо — научится летать. Если что, под откос пустит поезд, и плевать на всех его пассажиров!

— Фаза!!! — заорал он что было мочи. — Помоги!!!

Великан услышал и втянул командира обратно в вагон. Бек вытащил лом, дверь захлопнулась, свист ветра смолк.

Чистильщики напряженно ждали, что скажет Гурбан. Даже Мясник всем своим неприметным видом выказывал готовность вступить в бой и победить любую напасть, что окажется на пути.

— На крышу нам не вылезти. Скобы срезаны.

— А это значит… — Бек так сильно сжал свой лом, что костяшки побелели.

— Что мы заперты в этой богадельне, — закончила за него Ксю.

Мясник покачал серой головой:

— Хоть на ходу из поезда выпрыгивай.

Доктор и Фаза промолчали. Они дольше остальных были знакомы с Гурбаном и потому не спешили с выводами, которые напрашивались сами собой. Знали: командира так просто не сломить. Он обязательно придумает, как решить проблему. На то он и командир, а не шестерка на побегушках.

Мясник достал из кармана поцарапанный портсигар и раскрыл его, продемонстрировав цилиндрики из настоящей папиросной бумаги, набитые, надо понимать, американским еще табаком, а не травой придорожной.

— Командир, будешь? — И клацнул зажигалкой, и смачно затянулся сизым дымом. — Мне как-то склад попался одной табачной конторки. Вот я и разжился. Жаль, чуток осталось. Но ты бери, командир, кури. Говорят, нервы успокаивает.

Гурбан качнул головой:

— Спасибо, я бросил. До Псидемии еще. Вредно это, плохая привычка. И бойцам моим не предлагай, нечего их приучать. А сам, если хочешь, кури, чего уж…

Серега пожал плечами, из-за чего и так продырявленная пулями куртка порвалась по шву.

— Надо бы одежку сменить, а то хожу, как оборванец какой-то…

— Чего ты сказал?! — Гурбан схватил его за грудки.

Мясник дернулся, ткань затрещала.

— Как оборванец… Переодеться хочу. А что, нельзя?

Взгляд Гурбана стал тусклым, отсутствующим, он отпустил Серегу.

— Оборванец, говоришь? Оборванец… — Командир улыбнулся. — А ну, братва, давай за мной. Поговорим кое с кем по душам! — И он проследовал в вагон. — Эй, ты! — крикнул, указывая на одного из пятерки, того, что извинялся перед ним, называя начальником. — Ко мне! Живо! Как зовут?!

За спиной у Гурбана встали чистильщики, готовые, если что, огнем и ломом зачистить помещение, пусть только кто трепыхнется.

— Макеем меня кличут. — Шелестя скотчем, скрепившем его рванину, перед Гурбаном возник представитель местной администрации.

— Рассказывай, — прищурился Гурбан. — Ты и дружки твои тут постоянно живете, верно? Все знаете о местных делах. И жрете что-то, и пьете. Не проводники же вас кормят? Есть ведь лазейка какая-то, через какую вы жратву добываете. Где? Показывай!

Макей попятился.

— Ничего не знаю. — Он опустил глаза. — Нет никаких лазеек, начальник. А едим, что люди подадут. Их благостью кормимся.

Врет, понял Гурбан.

— Напрасно ты так. Я ж к тебе со всей душой, а ты…

Макей зыркнул исподлобья:

— Меня свои же на пики поднимут, ничего не скажу.

— Если и поднимут, то потом. А я сейчас из тебя душу вытрясу. — Командир чистильщиков кивнул на тамбур. — Выйдем, чтоб без свидетелей.

Дружки Макея зашевелились, зароптали, но Доктор, Фаза и Ксю недвусмысленно наставили на них стволы, а Мясник достал скальпель и принялся со значением ковырять им под ногтями. Это подействовало: разгоревшиеся было страсти поутихли.

Макею пришлось повиноваться. И менее чем за минуту Гурбан выяснил, как ему и чистильщикам выбраться из вагона для бедных. Способ был простой, но опасный. Реально опасный.

— Спасибо, — сказал он оборванцу.

— За то, что лаз выдал, меня убьют — и всего за спасибо?!

— Других за меньшее убивают, — равнодушно обронил Гурбан.

Что есть проблемы одного в сравнении со светлым будущим всего человечества?

В этой войне с потерями считаться нельзя, Гурбан решил это окончательно. А совесть пусть заткнется.

* * *

Мариша засопела, положив чернявую голову на руку Дана. И хоть мерное покачивание состава располагало ко сну, тем более после любовных утех, Дан никак не мог расслабиться.

На душе тревожно было, неспокойно. Гурбан ведь рядом, и его люди все еще угрожают доставщикам и Равилю. И мало ли что бордель охраняют как зеницу ока… Лежа в полумраке — лампочки на потолке вагона горели вполнакала, — он прислушивался к происходящему вокруг, пытаясь не замечать стук колес.