Эпоха Воюющих провинций

Через пару минут передо мной лежит сероватая бумага, чернильница с черной тушью и кисточка. Притихшие Тотоми и Симодзумо с интересом ждут шедевров каллиграфии. Но боюсь, каллиграфия не входит в число наследуемых от прежнего владельца качеств. А в мою бытность японским банкиром — я практически ни разу не писал иероглифы от руки, в основном на компьютере набивал нужный текст. Нет, при обучении мы проходили написание базовых идеограмм, но честно сказать, это искусство прошло практически полностью мимо меня.

— Когда я очнулся после удара копьем, — ткнул я пальцем в повязку, — в голове родилась идея, как писать цифровые иероглифы короче.

Арабские цифры привели генерала и жену в восторг. Особенно концепция нуля. Как выразился Хиро: ничто в цифрах — это очень по-дзенски. [23]Тут в Японии вообще любят с пустотой возиться. Во время медитации добиваются пустоты разума, дабы мысли не засоряли ум и не мешали прозрению. Во время боя самураи специально входят в состояние сознания, лишенное мыслей, — это ускоряет реакцию. Быстренько набросав на бумаге цифры в разрезе провинций, я продолжил изучать местную географию, благо вместе с кисточкой и тушью умница Тотоми догадалась приказать принести и карту Японии. Кстати говоря, выполненную очень качественно, в цвете. С точностью все тоже было о'кей — Токийский залив нельзя было не узнать. Хотя никакого Токио сейчас и в помине нет, на карте красуется подпись — море Эдо. Полуостров Босо, где, собственно, и располагались две провинции клана Сатоми, деля полуостров практически пополам, — также был очевиден. Слева естественным водоразделом между Симосой и Мусаси протекала и впадала в залив река Эдогава. Справа, уже по территории Симосы, катила свои воды в Тихий океан крупная река Тон. С полсотни деревень, порт, два города, два замка, леса, озера, пяток дорог и часть широкого тракта Токай-до вдоль побережья — вот и все богатство домена Сатоми. Негусто.

Я посмотрел, что у нас сверху. На западе и севере Симоса граничила еще с тремя крупными провинциями. Во-первых, Кодзуке — владения семьи Яманоути. Из пояснений генерала следовало, с Яманоути Сатоми уже несколько раз воевали и почти победили, но на сторону врагов встал великий дом Уэсути, чьими вассалами теперь являются Яманоути. С Уэсуги мой отец связываться не решился, и война заглохла сама собой. Во-вторых, это провинции Хитачи и Симоцуке. Обе принадлежат клану Сатакэ.

— Матэ, [24]— остановил я рассказ Хиро-сана и повернулся к жене: — Твое родовое имя…

— Сатакэ, — улыбнулась мне Тотоми. — Я — старшая дочь дайме Сатакэ.

Пожалуй, для начала хватит. Где я — понятно, кто я — тоже разобрались. Надо переварить информацию. А пока я предложил генералу и жене отправиться на прогулку по замку, совмещенную с инвентаризацией.

Глава 4 КАК СТАТЬ КЭНСЕЕМ [25]

Мальчик, живущий у буддийского храма, и не учась читает сутры.

Японская пословица

Первым делом — кузница, благо идти недалеко. Большое здание с несколькими дымящимися трубами, с пристройками, где складирован уголь и железная крица. Заглядываю в саму кузню. Три горна с мехами, пять работников. Навстречу выходит поразительный персонаж. Высокий, практически белокожий мужик, очевидно европеоид, с огромной косматой бородой, усами, густыми бровями. На голове — плетеная повязка, седые волосы завязаны в косичку. Одет в рубаху, штаны и кожаный фартук. В мощных руках — небольшой молоток. Все, что говорит о его «японском» происхождении, — узкий разрез глаз.

— Это наш кузнец, айн Амакуни, — опять на помощь мне приходит жена, — старый друг вашего отца.

— Айн?

— Народ, живущий на севере Японии.

Почтительно кланяемся Амакуни, он кланяется в ответ. Продолжаем разглядывать друг друга.

— А ты изменился, Ёшихиро, — гудит в бороду айн. — Повзрослел. Говорят, что дети взрослеют, когда умирают их родители. Смерть Сатоми Ёшитаки — большая потеря. Наступают темные времена.

— Амакуни-сан, а каким был мой отец?

Кузнец внимательно оглядывает меня.

— Да, сильно тебе по голове попало. Ёшитака был настоящим самураем. Служил своему роду до самой смерти. Не посрамил честь предков. Мне надо работать.

Айн уходит в кузницу. М-да, тяжеловато будет с этим кузнецом. Для него я не авторитет. Небось знает меня с пеленок и в упор не видит во мне главы клана Сатоми. Эту мысль подтверждает и генерал. По его словам, Амакуни — один из двух величайших кузнецов на всей равнине Кванто. Второй мастер — японец Мурамаса, живущий в провинции Хитачи. Именно про их мечи сложили легенду — чтобы сравнить, чей острее, клинки опускали в ручей, по которому плыли опавшие листья. Все листья, что прикасались к мечу Мурамасы, оказывались рассеченными на две части. А меч айна — листья оплывали, не касаясь его. Народная мифология в действии.

— И сколько в месяц таких мечей может он делать? — поинтересовался я.

— Один, может, два, — неуверенно ответил Хиро. — Ваш меч он ковал сорок дней. Закаливал в крови, масле…

— А сколько вообще кузница выдает оружия?