Эпоха Регентства. Любовные интриги при британском дворе

Много ли истинной любви нужно для завязывания подобных романов? Этот вопрос все еще оставался предметом дискуссий. Однако для родителей поколения аристократов, повзрослевших в эпоху Регентства, характерно не только заключение браков лишь по любви, но и редкостное по единодушию нежелание не только принуждать, но даже и подталкивать собственных отпрысков к вступлению в брак по расчету и против веления сердца. Весь смысл циклически повторяющейся череды светских событий лондонского сезона, – а длился он обычно с возобновления в конце января парламентских заседаний и по начало июля, – заключался в том, чтобы отправить на эти без малого полгода своих сыновей и дочерей на просторы бальных залов, – и пусть там ищут себе подходящие пары из числа допущенных, обуздывая чувства разумом и соизмеряя страсть с практической выгодой.

Куртизанка Гарриетта Уилсон, самая известная из «модных нечестивиц» той эпохи, как раз и назвала себя поэтично «червонной дамой в игре любовных страстей», однако именно это описание как нельзя лучше соотносится и с ролями, которые брали на себя и куда более высокородные ее современницы в своих преисполненных романтических чувств жизнях.

Необходимость сбалансировать любовь с финансовой безопасностью и семейным долгом; стратегии, требуемые строгими социальными нормами, двойные стандарты и суровые юридические ограничения для женщин являлись подводными камнями, которые иногда приводили к неверным поступкам.

Это история о том, как в таких условиях жили и что делали шесть женщин, их родные и двоюродные братья и сестры, друзья и подруги и просто знакомые. От богатейших наследниц до тех, кто одними лишь талантами пробился в тон; от дам, кому сама мысль о выборе женихов была в тягость, до тех, у кого от них отбоя не было; от невест, которые бежали из-под венца, до тех, кого из-под него увели. Воистину романтические повести о том, как жили и любили настоящие женщины в столь милую и близкую нашему сердцу историческую эпоху.

Глава 1 Весенняя кампания

24 января 1809 года, вскоре по возвращении их семьи в Лондон, в холодном зимнем сумраке леди Сара Спенсер села за письмо младшему брату Бобу. «Я никоим образом не против того, чтобы нам умерить пыл с посещением раутов и вечеринок, – сообщала она ему по поводу их намерения выходить в свет пореже, чем в предыдущем сезоне. – Но я тебе обещаю, – писала она дальше явно не без улыбки, – что буду и дальше всякий раз лишь делать вид, что мне жаль потраченного там впустую времени, из страха допустить хотя бы предположение, что лучше бы мне это время занять зубрежкой греческих стихов или магических заклинаний, сидя дома».

Будучи к тому времени уже ветераном с четырьмя лондонскими сезонами за плечами, Сара прекрасно отдавала себе отчет в том, что модной девушке подобает испытывать раболепное восхищение мегаполисом и его весенним светским круговоротом. И ей, как рожденной в высших эшелонах аристократии и имеющей в числе тетушек двух таких гранд-дам как Джорджиана, герцогиня Девонширская, и Гарриет, графиня Бессборо, полагалось разделять их энтузиазм. Но мичман Роберт Спенсер, благодарный получатель ее отчетов с передовой модного мира, знал, что именно это его сестре-домоседке изначально и давалось труднее всего.

Второй граф и графиня Спенсер вывели старшую дочь в свет рано – в начале 1805 года, за полгода до ее восемнадцатилетия. Сара впервые предстала перед глазами лондонской публики в январе, и это был, по ее словам, «самый столичный из балов, как все говорят», но официальный ее дебют состоялся лишь в мае. Как и у множества других девушек, чья принадлежность к бомонду была предопределена по праву рождения, переход Сары из школы в свет был формально отмечен паломничеством во дворец, где ее представили королеве Шарлотте. «Не могу сказать, что мне многое запомнилось, – отчиталась она в письме в ответ на расспросы встревоженной бабушки относительно той церемонии, – да и слава Богу, что все кончилось, – и даже лучше и быстрее, чем я ожидала».

Леди Сара Спенсер

Ее представление прошло в одной из гостиных Сент-Джеймсского дворца сразу после дневного приема, проводившегося раз-другой в месяц и открытого для всех желающих из числа благородной знати. В заранее объявленный день около двух часов пополудни королева занимала свое место между двумя из окон, идущих вдоль всей стены непритязательной внутренней гостиной, и в «самой грациозной манере» принимала череду новобрачных, чиновников, недавно получивших назначение или повышение, и юных дебютанток высшего света.