– Был, говоришь… Ну дык – о былом. У меня, Кирилл Аркадьевич, вот какое дело сегодня вырисовалось к тебе. Говорим мы с тобой почти неделю, а договориться толком не можем. Нет, нет! – отмахнулся он от удивленного взгляда и поднятых бровей… – То, что ты готов сотрудничать с Главной военной прокуратурой Российской Федерации и изложить все свои воинские подвиги, как ты сам говоришь, «в любой форме», вне всякого сомнения, хорошо. Но… Ты меня прости, Деркулов… – Он, немного изменив угол корпуса, тут же навис над столом. – Только я, хоть убей меня саперной лопаткой в лоб, не приму в толк, какого ляда тебе понадобилось заявлять о согласии на этапирование в Нюрнберг? На ненавистную тебе Европу захотелось взглянуть или лавры Милошевича глаза застили?
– Павел Андреевич! Ну к чему этот разговор?! Свою позицию я и вам, и Анатолию Сергеевичу изложил раза по три. Добавить свыше – просто нечего. Мне что вам теперь отвечать: «Ничего говорить не буду, начальник»? Так, что ли? Или – как?
Нагубнов уже отвалился на свой стул. Что-то его реально беспокоило, но что именно – понять было невозможно. Явно, что источником раздражения служил вовсе не Деркулов.
– Ты не колотись. Показания, ясное дело, дашь – все, никуда не денешься… – Причем в последних словах явно сквозанула неприкрытая угроза. – Дело в другом… – За пару глотков добив свой стакан, полковник что-то досчитал в уме и, видимо приняв какое-то определенное решение, сказал: – Пришел официальный запрос. До завтрашнего утра ответ должен уйти отправителю. Детали этой казуистики тебе Анатолий расскажет. Вопрос тут простой: либо ты подписываешь свое согласие предстать перед трибуналом, либо – нет. Если подпишешь, то обратного хода… – Он хищно улыбнулся. – Я имею в виду – цивилизованного, сам понимаешь, – назад уже не будет. Не подпишешь – может, и порешаем чего… по-семейному.
– А смысл? Отпустите меня, что ли? – насмешливо спросил Деркулов.
– Да ну понятно! Куда ж тебя, сердешного, отпускать. Только ты не лыбься – я еще не закончил. Кроме трибунала, тебя жаждут заполучить еще пяток государств. Причем хотят, как тебе известно, весьма конкретно. Реально хотят… Повесить, наверное… Причем не факт, что за шею! И как оно пойдет на этапе – никому не известно. И ЦУР, и Польша, и чехи с прибалтами имеют все юридические основания судить тебя, не особо оглядываясь на гуманитарное право. И меж собой они договорятся быстрее, чем мы с тобой, – тут можешь не сомневаться.
– Ну и чего вы хотите? Не подписывать?
– Да вот – думаю… – Он уперся тяжелым взглядом в собеседника. – Это, прямо говоря, от тебя зависит. Насколько ты действительно готов… выступить в этот поход… – Он опять нарос над столом. – Говорю тебе, Деркулов, то, чего говорить не должен. Считай – за подарок. Нам ты по большому счету даром не нужен. От тебя – только проблемы. Тем паче после твоей озвученной в СМИ добровольной сдачи. Ты пачкаешь все, что находится рядом с тобой. Ты – чума! Понимаешь?
– Да как-то, Пал Андреич, и не отрицаю… – Взгляд мужика ощутимо стал тяжелым.
– Так вот, я еще раз тебя прямо спрашиваю… – Полковник приблизился ближе. – Ты – готов?
– Да. Я от своего не отказываюсь. Пойду до конца.
– Угу! И посадишь на сраку Нюрнбергский трибунал…
– Крови попью как минимум.
– Если доедешь! – Полковник встал, развернулся к сейфу и включил чайник. Вероятно, он внутренне принял какое-то решение и сейчас лишь делал в голове последнюю доводку. – Международный уголовный трибунал по военным преступлениям, геноциду и преступлениям против человечности… – С расстановкой, как бы взвешивая, оценивая произносимые слова отдельно и на вес, и на вкус, Нагубнов дернул бровями. – Ты знаешь, Кирилл Аркадьевич, может не получиться – ни подраться, ни кровушки напиться. Ты думал о таком раскладе?
– У сербов получилось. Почему у нас не может?
– Дык Запад тоже учится. И что такое твое – «получилось»? Нет Гааги – есть Нюрнберг! Какая, в ляд, разница? Только во сто крат хуже звучит. Ты же теперь… – вдруг улыбнулся он, – еще и фашист, считай!
Налив по чаю и окончательно разделавшись с лимоном, он, усевшись на место, сказал:
– Ладно. Подписывай. У нас есть месяц, потом будем посмотреть, что с тобой дальше делать. Тянуть все равно больше нельзя. Мы же тем временем запишем все, сверим, проверим. Похождения твои, по-хорошему, на год работы потянули бы. – И, набрав телефонный номер, не меняя голоса, с шутливым наездом сказал в трубу: – Анатолий Сергеевич, дорогой! Ты где ходишь-то? Заждались тебя!
С формальностями покончили минут за пятнадцать. Еще час заняло ожидание и общение с прибывшими представителями фельдъегерской службы Миссии международных наблюдателей. Деркулов вновь поставил с десяток подписей и заполнил несколько формуляров.
Всю официальную часть, не проронив ни слова, Павел Андреевич, обстоятельно рассевшись, словно на скамье римского форума, внимательно наблюдал за происходящим.