Эпоха мелких чудес

– А вот это уже будет проблема суда. Пусть приглашают экспертов, справки оформляют, свидетелей опрашивают... Заодно и деток твоих вызовут. Хрен знает, должна же быть на свете хоть какая-то справедливость! Может, они и так тебя узнают?

– Ну... – Владимир помялся. – Должны. Они у меня хорошие. Это я вот... возвращенец.

– Вы, Владимир, тоже хороший человек, – веско сказал дядя Сосо, ткнув пальцем в район потолка. – Я в вас верю.

– А что мне тогда с комиссией делать?

– Что? А, комиссия… Да плюнь ты на неё, – отмахнулся Семён. – Статус возвращенца у тебя уже есть, жильё и пособие дали, а остальное всё равно только по суду…

Дверь снова отворилась. Вошёл слегка заснеженный, явно с полдороги вернулся, Нитро.

– Я портфель, того, заберу, – пробормотал он. – Так как-то спокойнее всё же. Спасибо, что присмотрели.

Из-за его спины выскользнула крупная, ухоженная волчица с белым конвертом в зубах и подошла к Семёну. На лице Владимира появилась гримаса напряжения. Как и любой новичок в квартире, он побаивался соседки, но старался это скрывать. Дядя Сосо, напротив, на правах старожила улыбнулся вошедшей:

– Здравствуйте, Галина Николаевна…

Помянутая благожелательно повела хвостом. Семён, приняв письмо, вздохнул:

– Что, прочитать? – И, не дожидаясь ответа, принялся вскрывать конверт.

– Ну, я пошёл. Если что, считайте меня кем-нибудь. – буркнул Нитро и вновь покинул помещение. Теперь уже окончательно.

– Так, – сказал Семён, разворачивая сложенный вчетверо тетрадный листок. – Пишет тебе, тётя, наш малыш Фенечка… Что там у нас? А, вот: «Здравствуй, дорогая тёть Галю! Надеюсь, у вас тамо усё хорошо. У меня здесь тоже усё хорошо. И кормят хорошо. И командиры хорошие все. И неуставных отношениев тоже никаких нету. Так что ты не беспокойся напрасно. А недавно я получил благодарность в приказе – за поимку двух нарушителей границы. Жалко, отпуск не дают. А домой мне уже скоро, так что ждите. А напоследок ещё прошу: пришлите мне, пожалуйста, новый ошейник против блохов…»

На плите тихонько завёл свою песню закипающий чайник.

На Болоте

Ночь на воскресенье выдалась ясной, и даже здесь, фактически в центре Москвы, звёзды были видны на удивление хорошо. Разогнавший тучи арктический антициклон принёс с собой заморозки, от холода не спасал даже надетый под форменную оранжевую куртку тёплый свитер. А ещё Семёну очень хотелось спать – как и всегда, – и от этого было ещё холоднее.

– Погода, однако, мерзкая, – отметил он, ни к кому особо не обращаясь. Подумал немного и уточнил: – На прошлой неделе куда лучше было.

– Да уж не май-месяц, – послышалось сверху. Там, зацепившись задними лапами за крепкую ветку метрах в четырёх над землёй, висел Гарик, сосед по подъезду.

– Ещё и зажигалка сдохла. – Семён ещё раз крутанул колёсико пальцем. Кремень с треском выскочил и канул куда-то в заиндевевшую апрельскую травку. – От тебя прикурить можно?

– Не-а, не выйдет. У меня слишком сильная манифестация стихии земли, – важно, баском, пояснил Гарик и, разочарованно вздохнув, добавил: – Никакого огня – напалм один. – В подтверждение своих слов он смачно харкнул на дорожку. – В отца пошёл. Вот матушка – та да, может.

– Не плюй, не верблюд! Чему тебя отец с матушкой учили? Дорожку после субботника только отчистили! – проворчал Семён, машинально вертя в пальцах сломанную зажигалку. – Сходить, что ли, новую купить, пока ларёк не закрылся? Хотя он вроде круглосуточный… Да и лениво что-то.

– Да тебе всё – лениво… – хмыкнул сосед.

Из-под соседней скамейки донёсся громкий всхрап. Под ней ещё с вечера завалялся медведь-душили, явно приблудный – с Новинского бульвара, от посольства. Лежал он в абсолютно человеческой позе, на спине, раскинув в стороны лапы. Рядом валялись пустая бутыль из-под водки и изорванный в пьяном угаре баян, традиционная же шапка-ушанка удерживалась на лохматой голове каким-то мистическим образом.

– Храпит, придурок, – проворчал Гарик. – Занёс же чёрт сюда.

– Угу. – Семён бросил взгляд на высунувшуюся из-под скамьи лапу в прохудившемся кирзовом сапоге. Лапа подёргивалась – очевидно, душили что-то снилось. – Странно, что он не в лагере ночует.

– Может, питерский? Приехал и заблудился…

– Питерские вроде белые все?

– Да нет, разные. Как у нас. Кстати, ты не знаешь, что это они все с балалайками ходят?

– Тенденция, однако! – Семён со вкусом зевнул. – Как видишь, не все. С гармошками тоже многие, а я как-то одного даже с аккордеоном видел. А в Воронеже – на днях по радио слышал – двое с гитарами завелись. Ходят вместе, на ходу играют и песни поют. Или не в Воронеже? Не помню точно.

– Тоже придурки, – резюмировал Гарик. Словно отвечая ему, душили выдал ещё одну руладу и умиротворённо зачмокал. – Может, пугнуть его? – Кажущийся в подобном положении сигарообразным Гарик слегка пошевелился. – Я как раз новый прикол слышал: подходишь к спящему душили и орёшь ему на ухо: «Стройбат!»…

– Уймись! – одёрнул Семён. – Во-первых, зачем? Он тебе ничего плохого не сделал. А во-вторых, кто потом за ним кучу убирать будет? Ты, что ли? Или деда Нафаню попросишь?