— Здорово, Тихий. Да вот на южном фланге прилетело!
Офицер показал на перевязанную руку.
Второй ополченец с крестом на плите, не вынимая сигарету изо рта, заржал:
— Тогда с боевой наградой тебя, служивый!
Митрохин некоторое время смотрел на фельдшера, а потом сам захохотал. Тихий процедил:
— Перерыв у тебя? Тогда отойдем, чайку хлебнем?
На скамейке под навесом опытный в подобных делах ополченец сноровисто развязал «сидор» и выложил на столик термос со стаканчиками, присовокупив к этому заготовленные заранее бутерброды. Затем Тихий воровато оглянулся и плеснул в чай из фляжки по четко отмеренному бульку.
— Ну что, товарищи командиры, вздрогнем?
Фельдшер, хлебнув «чая», кивнул на руку:
— Насквозь прошла?
— Ага? А как узнал?
— Чего тут гадать? Ранили небось в наступе. Бегаешь, как сайгак. Если бы что серьезное, то в госпитале еще валялся.
Тихий кивнул:
— Сохатый у нас пять лет служит, из старожилов еще. Как сам?
Лейтенанту было радостно, что видевшие его всего один раз республиканцы так запросто с ним общаются. Атмосфера в их подразделениях была совсем иная, чем в армейских. Хотя здешние гвардейцы также ни разу не были похожи на тех, что он видел в тылу. Как будто в стране существовали две различных армии. С мундира унесло все наносное и парадное. Остались практики боевой реальности.
— Да я что? Приписан к Уральской бригаде
— Ого! Там такие звери, что мама не балуй!
— Младших толковых офицеров мало, вот меня сразу в разведчики и сунули. Не успел очухаться, как наступ. Пошли разведывать один городок, там нас и накрыло на отходе. Но задачу выполнить успели.
— Секретность, брат.
— Зато ни одна сука не сдала в этот раз. Взяли высотки, ляхи дальше откатилсь в чистое поле. Сейчас огребают от летунов наших. Там у меня, — Митрохин откусил от бутерброда с копченым мясом, — пацаны есть, что еще летом там люлей огребали. Все как один говорят об измене. Там, — лейтенант показал глазами наверх, — победа никому не нужна. Тогда на хер это было затевать?
Республиканцы переглянулись. Сохатый вздохнул:
— Было такое. Говорят, наши контрики даже вычислили некоторых.
Лейтенант подался вперед:
— И что? Я не слышал.
Тихий положил руку на плечо младшему офицеру и негромко проговорил:
— Ты уже пороха понюхал. Думаю, сам сообразишь.
Митрохин поменялся в лице, но затем расстегнул воротник и подал чашку:
— Наливай!
Губы Тихого разошлись в улыбке:
— Я же говорил — наш человек!
— Усатого Лёню помнишь?
— Да.
— Погиб. Глупо, в первый же день. Шальная мина.
Сохатый пробормотал:
— Зря ты так. Нет на войне глупых смертей. Всего навалено вперемешку.
— У нас тоже потери есть, — лицо лейтенанта осунулось. В том рейде они лишились добровольца киргиза. Отчаянный был парень, настоящий воин!
Ополченцы молчали. Каждый из них смерть товарищей переживал по-своему. Это издалека сухие цифры потерь кажутся отстраненными. А если ты с этим человеком несколько лет делил землянку или жизнь на двоих, то все выглядит совершенно иначе. Да и смерть солдата редко бывает красивой. Хорошо, если не сгоришь дотла или не разорвет на куски, что и хоронить нечего. Нет ничего красивого в картине войны. Беспощадный круг смертей и ужаса.
— Ты лихо всем управляешься. Нам таких опытных инструкторов жутко не хватает.
— Так забыл, где я учился? А здесь уже оттачивал полученные навыки до прециозности.
— А давай к нам? В «Парсы»? Комбат у нас самый крутой. Сейчас, после наступа восстанавливаемся. Люди косяком пошли, учить некому. Не боись, мы тебе официально командировку устроим. Все чин по чину.
— Скоро серьезные дела начнутся. Окажешься в самой гуще событий.
Митрохин задумался. Гвардейцы — это круто. Но и они считали «Парсов» лучшими из лучших. Он же сам хотел воевать там, где нужнее? А не бегать сайгаком по лесополкам, уворачиваясь от летаков. Быть мясом для таких, как комбат «мобилизованных» крайне не хотелось.
— Договорились.
— Сохатый, наливай!
Глава 26
На острие клинка
Тяжелая машина рыкнула сизым выхлопом и с легкостью перемахнула бугор. За ней следом потянулась вторая. Эта война приучила действовать малыми бронегруппами. Большие слишком заметны, и на них тут же как стервятники накидываются со всех сторон вражеские батареи и летаки. Авиации в схватке двух технически равных сторон достались игры на поддавки.
Оказалось, что при глубокоэшелонированном ПВО стороны несут неоправданные потери. Несоразмерные с тем ущербом, что приносят врагу. Сломались устоявшиеся концепции «сдерживания». Объединенные силы Жемайтии и Альянса с огромным удивлением узнали, что ВС Росской Конфедерации в ПВО очень даже умеют, да и корпус Республиканцев щелкает их самолеты и вертолеты как семечки.