Эпоха харафишей (ЛП)

Он мрачно вздохнул. Воцарилась тишина, нарушаемая лишь нашёптыванием зловещих идей. Из переулка доносились крики мальчишек. За ними последовал стук по деревянным створкам балкона-машрабийи, и Раифа пробормотала:

— Вновь дождь.

Он забавлялся тем, что рассматривал головешки в печке, тыкая их концом железного прута.

— Как же холодно!

Отрывая его от дум, она вдруг сказала:

— Есть одна мечта…

— Какая?

— Нет ничего невозможного в том, чтобы его увлёк пример предков — Ан-Наджи.

— Азиза?!

— Ну да. Он такой же мечтатель, как и твой отец-изгнанник.

Он в замешательстве уставился на неё: боялся он её в той же мере, сколь и восхищался ею. Однако вяло ответил:

— Он не доверяет мне.

— Но его можно направить, так что он и знать не будет о той руке, что направляет его.

Сделав глубокий вдох, она сказала:

— А затем можно предупредить Вахида в своё время.

К чему всё это? Иногда он испытывал досаду. Однако ему было приятно тешить себя зловещими и кровавыми мечтами.

49

Он взял с собой мальчика на мужское собрание под предлогом желания представить того своим работникам, и Азиз не мог возражать. Трубку от кальяна начали передавать друг другу по кругу, но мальчика к ней ни разу не подозвали. Дядя сказал ему:

— Это необходимость на подобных мужских собраниях, однако ты должен избегать этого — тебе такое не годится.

Азиз познакомился со многими людьми. Он был счастлив, что они помнят его отца, питая к нему искреннюю любовь и приятные воспоминания о нём.

Один за другим они заявляли:

— Мы не знали другого такого же надёжного и аккуратного человека.

— Нравственность была у него на первом месте, а торговые дела — на втором.

— В торговле он был таким же лидером, как и его дед — в клане.

— Как жаль ушедшей эпохи Ан-Наджи и их предков!

— Однажды появится тот, кто вернёт их на престол.

Эти фразы повторялись постоянно на каждом заседании. По пути домой Руммана говорил ему:

— Эти люди не перестают мечтать.

И при этом добавлял:

— Если бы не твой дядя Вахид, нас бы ценили в этом переулке…

Однажды Азиз сказал:

— Но дядя Вахид не такой же, как Ашур.

— Никто не похож на Ашура. Эпоха чудес прошла. Нам достаточно и того, что клан снова вернулся к семейству Ан-Наджи…

Ему хотелось бы проникнуть в его нутро. Во время собраний он тайком поглядывал на мальчика и замечал, что грудь того раздувается от воодушевления, сверкавшего и в глазах.

50

Однажды вечером Азиза заявила сыну:

— Вот и пришёл тот самый день.

Он понял, на что она намекает, однако выжидал. Она сказала:

— Теперь ты можешь самостоятельно заниматься делами, ведь ты уже не маленький. Будь независимым в торговле. У меня есть деньги, которые гарантируют тебе такой же успех, какой был у твоего отца.

Он согласно кивнул головой, однако не ощущал при этом никакого энтузиазма, который она ожидала от него.

— Удались от врага своего отца, с него достаточно тех твоих денег, что он и так награбил.

— На этом и договоримся!

— Но по тебе не заметишь требуемого воодушевления.

— Воодушевления у меня хватит, я ведь так долго ждал этого дня…

— Ты займёшься этим сразу же?

— Да…

— Но тебя что-то беспокоит: я уже не раз замечала это. Возможно, это просто следствие усталости на работе?

— Да, это так.

Она с сомнением сказала:

— Ну нет, Азиз, я могу прочитать по твоим глазам, что тут что-то другое…

Он засмеялся и сказал:

— Не делай из мухи слона.

Его секрет заслуживал того, чтобы его хранили ото всех — и от неё, и от дяди Вахида. Ему была хорошо известна как её позиция в этом отношении, так и её чувства. Однако она с тревогой сказала:

— Не скрывай от меня ничего, Азиз. Мы окружены врагами, и ты должен сообщать мне обо всём…

Притворяясь весёлым, он ответил ей:

— Я сделаю то, о чём мы договорились. Всё же остальное — не более чем наваждение…

С ещё большей тревогой она спросила:

— Какое такое наваждение?! Сколько же этих убийственных наваждений!

Он вздрогнул под действием её проницательности, внушённой материнским инстинктом вкупе с любовью и страхом, и уклончиво пробормотал:

— Ничего.

Она запальчиво воскликнула:

— Не своди меня с ума! Твоя мать вечно в печали. Ей пришлось снести такое, что не всякая верная жена может снести. Ты — единственная её надежда спустя годы терпения. Пробуди её от долгого кошмара — ей предопределено жить в этой атмосфере зловещих козней. Яд всегда будут преподносить нам исключительно под маской сладостей. Тебе нет необходимости опасаться явной враждебности. Страшиться следует лишь мягких улыбок, добрых слов, целительных снадобий и нескончаемых личин искренности и добродетели.

Он пробормотал, извиваясь под её натиском:

— Я же не глупец!

— Но ты невинен, а невинные часто становятся добычей негодяев.

Слова выскользнули у него изо рта прежде, чем он сам осознал это:

— Он не имеет к этому никакого отношения.

— Руммана?!

— Да.

— Расскажи мне об этом.

Её опечалило это.

— Неужели мои сердце и дух стали чужими, и я ничего не знаю о таких важных вещах, за исключением тех фрагментов, что случайно попадаются мне по пути?

— Я не умалчиваю и не намерен скрывать от тебя что-то, но мне известно о твоих опасениях.

— Будь со мной откровенен. Моё сердце вот-вот остановится…