Эпицентр

— Ну что с вами поделать? Резвитесь. Не забывайте иногда выходить на связь Да, и заведите себе дубину. Крепкую, чтобы не ломалась…

— А у него сломалась, — озадаченно сказал Кратов.

— То есть как сломалась? — опешил Лермам. — Во время боя — сломалась дубина?!

— Именно так.

— Отчего? Надеюсь, не от соприкосновения с вашей головой?

— Вы переоцениваете мои достоинства, Виктор… Дубина была сырая, трухлявая. Лерман напряженно засопел.

— А ведь это знак, — сказал он раздумчиво. — Некоторым образом, символ. Что за резон ему было драться трухлявой дубиной?

— Действительно, — подтвердил Кратов. — И я об этом подумал… секунду назад. Такой бутафорией не убьешь. В лучшем случае контузишь. Она просто переломится о голову противника.

— Тогда все кристально ясно.

— Да, он не хотел меня убивать. И это тоже знак. Я нужен ему живым.

— Как специалист по контактам, — не утерпел Лерман.

Кратов задумался, барабаня пальцами по теплому боку Чуда-Юда. Он уже был совершенно убежден, что никуда не улетит с Церуса I. В нем лавиной нарастал наполовину профессиональный, наполовину чисто человеческий интерес: отчего князек не желал уничтожить непохожего на все когда-либо им виденное, отвратительного на внешность, дурно пахнущего синтетикой чужака? Это мало характерно для примитивных рас, изначально агрессивных, и нетерпимых ко всему инородному. И это наводило на размышления.

— Константин, — позвал Лерман. — Куда вы исчезли?

Кратов встрепенулся.

— Я здесь. Думаю.

— Полезное времяпровождение. Я хочу напомнить вам: если вы нуждаетесь в помощи…

— Спасибо, коллега. Пока я не жду осложнений.

— Понятно, — с досадой сказал Лерман. Видно, он и сам был непрочь пусть ненадолго, но позабыть о рутинных делах и с головой, как встарь, окунуться в труднодоступную на его посту, но такую желанную полевую работу ксенолога. — Ни цифры вам, ни буквы.

— Катитесь к черту…

«Зачем все это мне? — корил себя Кратов. — В самом деле: на «Моби Дике» меня ждут более серьезные проблемы, чем внеплановое наведение мостов с расой разумных лягушек. Здесь прекрасно могли бы управиться и без меня. Получается, будто в самый разгар текущих дел я нежданно-негаданно все бросил и удалился в самовольный отпуск». Он вспомнил, как злился на старших товарищей по Парадизу, которые точно так же забывали обо всем на свеге, если подворачивалось что-то по-настоящему увлекательное. Как пытался вернуть их на путь истинный. Как взывал к чувствам долга и сшда, делая их работу за них. И как старшие, а следовательно, умудренные жизненным опытом товарищи честно предупреждали его, что ксенология и любопытство идут рука об руку, и ничего с этим поделать никому еще не удавалось, не он первый. Так и вышло…

«Хорош, однако, отпуск, если синяки остаются», — подумал он, в слабой надежде подыскать хоть какую-то индульгенцию своему заслуживающему всяческого осуждения дезертирству с трудового фронта. И сразу же припомнил, как вес те же старшие товарищи возвращались в Парадиз побитые, поцарапанные, иной раз — с помятыми ребрами и вывихнутыми конечностями. И гордо демонстрировали ему свои увечья как бы в оправдание и сочувствия ради. Но напрасно Сочувствие, как правило, проявляла только милая женщина Руточка Скайдре…

Предаваясь подобному самобичеванию, он приближался к запорошенным слабой поземкой, поджидавшим его в напряженной тишине разумным обитателям планеты Церус I.

4

— Вы что — серьезно?! — спросил Кратов с раздражением.

Его, конечно же, не понимали.

Князек вытянул синие губы в трубочку и недовольно свистнул. Он не видел веских причин для задержки. Да и не привык, наверное, сталкиваться с неподчинением. Его скользкая лапа легла на плечо Кратову, и тот ощутил мягкое, но настойчивое подталкивание.

— Ну-ну, не так скоро, — пробормотал Кратов.

Он опустился на корточки и заглянул в нору, куда его приглашали. Из беспросветно черного отверстия диаметром не больше метра тянуло теплым запахом болота. Дно лаза было покрыто слоем вязкой бурой жидкости, напоминавшей торфяную взвесь. В кромешной тьме чудились отдаленные тяжкие вздохи и неясное посвистывание.

— Я не хочу туда, — отчаянно жестикулируя, заявил Кратов. — Там темно! Он закрыл глаза ладонью. — Там грязно! — Он с содроганием окунул палец в мерзкую слякоть и провел по чистому снежку у своих ног.

Князек зашипел. Он погрузил лапу в грязь и со всего маху шваркнул ею по снегу. То ли передразнил Кратова в меру своего понимания иронии, то ли попросту подчеркнул пренебрежение к подобного рода препятствиям. Затем ссыпался па четвереньки и проворно убежал в нору, непостижимым образом вписавшись в ее размеры со своим необъятным пузом. Спустя мгновение он выскочил оттуда и отряхнулся, быстро подпрыгивая на месте.

— Я понимаю, что у тебя грязеотталкивающая шерсть, — сказал Кратов. — Но у меня-то нет! И я привык к свежему воздуху.

Трехпалая рука хлебосольного хозяина потянулась к торчавшему из-за меховой юбки каменному ножу.

— Только не надо эффектов на публику, — поморщился Кратов и поймал князька за запястье. — Ты ведь еще не забыл, что я сильнее?