Эпицентр

На миг сделалось не по себе, но лишь на миг. Просто дальше одновременно хлопнула пара выстрелов: первый – суше и резче, второй – мощнее и раскатистей.

Двое носильщиков рухнули, ящик скрылся под водой, и сразу на берегу рванула граната, а после и вовсе начался форменный бедлам. Застучали от воды ответные очереди, расцвели в темноте дульные вспышки, у каменной осыпи грохнуло ещё и ещё, после начала часто-часто, практически в режиме пулемёта хлопать ещё одна винтовка с нашей стороны.

Противник понёс новые потери – к двум убитым присоединился ещё один, да забарахтался снесённый течением подранок. Меня так и подмывало пододвинуться поближе к краю обрыва и пройтись длинной очередью по броду, даже не знаю, как сумел сдержаться; может, и сдвинулся бы вперёд, не удержи вцепившаяся в руку Лизавета.

Но не двинулся, и когда с противоположного берега ударили сразу два пулемёта, а миг спустя им начали вторить винтовки, я оказался к этому целиком и полностью готов. Набрал в лёгкие побольше воздуха, дёрнул ручку взвода и утопил спусковой крючок. Пулемёт забился, принялся лягать прикладом в плечо, со звоном стали рикошетить от гранита и разлетаться в разные стороны стреляные гильзы. С моей позиции были прекрасно различимы дульные вспышки под деревьями на противоположном берегу реки, выискивать противника не возникло нужды. Для начала я длинной очередью прошёлся по всей опушке, затем уже куда более расчётливо и точно начал бить, ориентируясь на редкие росчерки своих трассеров, по левому из пулемётов. Размеренно и точно – это мне так показалось; на деле патроны кончились в один миг.

Стрельба на противоположном берегу резко поутихла, и я сдёрнул опустевший диск, заменил его новым.

– Меняем позицию! – крикнула Лизавета. – Быстрей!

Меня всего так и распирало от азарта, хотелось без промедления приникнуть к пулемёту и дать врагам жару, но опомнился и отполз от края обрыва, побежал ко второй точке. Был уже на подходе к ней, когда через реку метнулся сгусток оранжевого сияния. Он стремительно набрал высоту и устремился к вершине, но не по прямой, а по дуге, всё сильнее и сильнее смещаясь от оставленной огневой позиции к нам! Ко мне!

Что за напасть?!

Лизавета выставила перед собой руки и резко повела вниз правой ладонью. Я лишь успел уловить выплеск сверхсилы, а следом нёсшаяся к скале энергетическая конструкция резко спикировала, ударилась о воду и всплеснулась высоченным столбом пара.

В лицо ударил влажный и жаркий воздух – словно в парилке на каменку плеснули, – я споткнулся о сосновый корень и упал, подхватил оружие и соскочил на следующий уступ, а там, не желая подставиться под случайный выстрел, заранее распластался на ковре из опавшей хвои и заполз за сложенный из кусков гранита бруствер.

Установил РПД на сошки, чуть приподнялся и обнаружил, что из двух пулемётов противника продолжает вести огонь лишь один; по его позиции и принялся садить короткими очередями. Вот только момент неожиданности был безвозвратно упущен, и, несмотря на смену позиции, обстреляли меня в ответ практически мгновенно.

Опыта диверсантам оказалось не занимать, пули легли на диво кучно. Часть прошла над головой, несколько угодили в камни бруствера, и в лицо сыпануло мелкой гранитной крошкой. Я приник к земле и со стоном принялся протирать глаза.

– Петя! – дёрнула меня за плечо Лизавета Хорь. – Ты цел?

– Да! – отозвался я. – Сейчас… Сейчас проморгаюсь только…

Только вот дело было вовсе не в запорошенных песком глазах. Мне стало страшно. Пули так и продолжали свистеть над нами, с глухим стуком бить по сосновым стволам, срезать ветви, с мерзким клацаньем отскакивать от камней. Я попросту не мог заставить себя приподняться над краем бруствера. Просто не мог. Слишком высок был риск тут же свалиться с простреленной головой. Погибнуть. Перестать быть.

А так – нельзя. Я ведь только жить начинаю! Я – не хочу!

– Петя! – вновь дёрнула меня за руку Лизавета.

И к страху примешался стыд. Она ведь всё видит. Она всё понимает. А медлить и в самом деле нельзя – перестрелка на нашем берегу и не думала стихать, там вовсю ухали разрывы гранат и вспыхивали зарницы молний.

Я вскинулся, вжал приклад в плечо и принялся лупить по пулемётчику противника, длинно, неточно, на подавление. Страшно было – до одури. Пули шибали по камням и стучали по деревьям; когда опустел диск, я чуть не заплакал от облегчения. Обессиленно обмяк, но тут же опомнился, отполз и потянул Лизавету к третьей огневой точке.

– Отходим!

Подхватив пулемёт, я пригнулся и перебежал к окопчику, а только спрыгнул в него, и – хлопнуло! Вроде бы и ударной волны не было, и звук не оглушил, только вот деревья вблизи нашей прежней позиции перемололо не в щепки даже, а в труху. Облако этой невесомой взвеси принялось, медленно оседая, расползаться во все стороны, и я замер на месте, поражённый осознанием того, что и нас могло бы вот так же – в труху.

– Падай!

Лизавета поставила подножку и завалила меня в окопчик, а сама рухнула сверху, да так неудачно, что чуть рёбра не хрустнули.