Эпицентр

— Валька с ней крепко сдружилась, лишнего сболтнула. Когда Друза об этом узнал, информация уже куда-то дальше ушла. Он предложил напоследок большой куш сорвать и уйти за границу. Нам тут слишком опасно оставаться было, а деньги предложили большие. Мы согласились. Просто выбора не было.

— Вас контейнер в Эпицентр доставить подрядили? — спросил Городец.

— Д-да, могли бы до конца жизни себя обеспечить.

— Знали, что в нём? — уточнил Альберт Павлович.

Хмурый ответил без малейшей заминки, и его ответ меня немало поразил.

— Экспериментальный накопитель сверхэнергии, — поведал нам пилот. — Н-надо было донести его до границы одиннадцатого витка, подождать, пока зарядится, и вернуть. Просто эксперимент! М-мы не хотели ничего плохого, это был наш золотой билет. Нам бы отвалили к-кучу денег. М-мы бы уехали, бросили всё и уехали…

Накопитель? Не бомба?!

Сердце так и ёкнуло, да и Георгий Иванович уставился на консультанта как-то очень уж напряжённо, но тот покачал головой.

— Такие разработки ведутся, но только не на основе урана, — уверил он капитана и спросил: — Где вы должны были забрать контейнер изначально?

— Н-не знаю, — начал заикаться Хмурый. — Олег обо всём только в последний день рассказал. Деньги показал, денег у него с собой много было. Одного задатка нам двести тысяч выдал. М-мы промеж собой решили, что за этот ящик нам и б-больше отвалят, надо только всё правильно разыграть. Н-ну и вломились в лабораторию, а п-потом, п-потом…

Его затрясло, и Альберт Павлович поспешил уточнить:

— С кем Друза об этой сделке договорился?

— Н-не з-з-знаю, — будто через силу выдавил из себя пилот.

— Кто ещё работал с вами? Ты, четыре десантника, Друза — кто ещё?

— Н-никого. Т-только м-мы…

Хмурого затрясло, из уголка его рта потекла струйка слюны, глаза закатились, и он завалился навзничь, принялся подёргиваться и легонько постукивать головой о дощатый борт. Альберт Павлович немедленно очутился рядом и перевалил пилота на бок, а Городец выругался и начал лихорадочно рыться в своей походной аптечке. Вновь наполнив шприц, он вогнал иглу в набухшую на шее Хмурого вену и до упора утопил поршень. Лётчик моментально обмяк.

— Вот дерьмо! — выругался тогда Георгий Иванович. — На ментальную блокировку наскочили! Либо он знал, с кем вёл дела Друза, либо им помогал кто-то ещё!

Альберт Павлович покачал головой.

— Не похоже. В случае блокировки он не ответил бы ни на тот, ни на другой вопрос. Просто не ответил бы и всё. И заикаться он начал раньше, когда речь ещё о контейнере шла. Больше похоже на последствия ментального вмешательства. Возможно, им понадобилась дополнительная мотивация.

— Невозможно заставить человека делать то, чего он не желает. Вмешательство такого рода носит исключительно краткосрочный характер! — заявил в ответ капитан.

— То, чего он не желает делать, — да, — кивнул консультант. — А вот усилить какое-либо стремление, возвести его в ранг мании — вполне. Посуди сам: у них на руках не было крови — когда на связь вышел диспетчер, запросто на аэродром вернуться могли. А та парочка? По-твоему, нормально, что они вместо спасения собственных шкур поволокли объект к Эпицентру? Разумеется, им это могло представляться единственным реальным выходом, но сомневаюсь. Очень сомневаюсь.

Тогда Георгий Иванович вздохнул и махнул рукой.

— Не важно! Нам бы теперь понять, на каком этапе случилась вербовка Друзы. Затеял он всё это из-за денег или изначально действовал с подачи зарубежных хозяев.

— Поди — узнай! — вздохнул Альберт Павлович. — Но ты слышал: его предупредили. Шепнули по секрету. Теперь бы ещё выяснить — кто…

Консультант поджал губы, и его округлое лицо стало жёстким и злым.

— Вот кого надо было брать живым — так это Друзу, — заметил Городец.

— Не сыпь мне соль на раны! — скривился Альберт Павлович. — И без тебя тошно!

Тут я нашёл в себе силы усесться на носилках, устроился поудобней и откинулся спиной на задний борт. По мере удаления от Эпицентра в меня словно возвращались жизненные силы, и закралась надежда, что на сей раз обойдётся без всяких паскудных последствий вроде спазма энергетических каналов, пусть гимнастёрка на груди и задубела от подсохшей крови.

Всего так и распирало от вопросов, но задать их боялся, зазнобило даже от нервного напряжения, зубами застучал.

— Что со мной? — выдавил из себя, собравшись с решимостью.

— Жить будешь, — с лёгким намёком на усмешку ответил Георгий Иванович.

Альберт Павлович кивнул.

— Всё с тобой в порядке, даже без осложнений обойтись должно. Егерей благодари, вовремя тебя вынесли.

Я сглотнул и спросил, пусть и боялся услышать ответ:

— А Полина и Карп?

— Мертвы.

Мне стало нехорошо, накатило головокружение, но совладал эмоциями и задал, пожалуй, самый важный из оставшихся вопрос:

— И что теперь?

— А что теперь? — улыбнулся Альберт Павлович. — Подпишешь очередную стопку бумаг о неразглашении, полежишь денька три в госпитале и обратно на службу.