Эпицентр

8.12.88. Войсковой наряд в составе сержанта Воробьева, рядовых Трохимчика, Якубова предотвратил вывоз имущества из промтоварного магазина. Задержали двух расхитителей социалистической собственности, обнаружили и сдали 385 рублей».

Даже эти короткие записи говорят о том, что обстановка в городе была в те, первые после землетрясения, дни крайне напряженной. Рядом с людским горем и страданием, подлинным героизмом и самопожертвованием встречались проявления и такой вот низости, которая никак не укладывалась в сознании.

…Выезжаем на улицу Ширакаци. В свете фар — костры и греющиеся возле них люди. У них лишь короткая передышка, и вновь за работу: дорог каждый час. Поразительно, но даже на пятые — седьмые сутки после трагедии находят еще живых людей. Вот и вчера нашли десять человек, которых, хочется верить, удастся вернуть к жизни. Я сам не раз был свидетелем этого. Вот и теперь у одного из домов мы увидели, как бригада спасателей из Франции обнаружила женщину лет сорока пяти. Казалось, жизнь оставила ее. Но после проведения на месте интенсивной терапии она глубоко вздохнула, раздался стон.

На одной из центральных, когда-то красивейших, а теперь заваленных железобетонными, искореженными плитами, площадей встречаем офицера внутренних войск командира роты капитана В. Юрченко, капитана С. Балахонкина и их подчиненного рядового В. Попова.

Они прибыли первыми сюда, когда население было еще в шоковом состоянии.

— Кое-кто тогда попытался воспользоваться этим, — рассказывают офицеры. — Мы задержали двоих, кто снимал кольца с мертвых… Но сейчас безобразия прекратились.

А вот рассказ другого офицера, начальника разведки полка, действующего тут же, на расчистке завалов, капитана А. Шубенкина. Он говорит, что очень острая реакция была на мародерство со стороны местных жителей. Люди, став свидетелями такого варварства своих одичавших сограждан, готовы были буквально разорвать их на куски. И этого нельзя не понять. В такое горькое время для армянского народа заниматься такими далекими, мягко говоря, от спасения людей делами — предел низости, духовного опустошения. Как, почему такое могло случиться?

Видимо, ответ на эти непростые вопросы должны будут еще дать психологи, социологи, органы правосудия… Не берусь брать на себя роль мудреца, вещающего только истину. Но мне кажется, время застоя, время обмана, время разбитых надежд и утраченной правды наложило свой отпечаток и на эти горькие явления нашей жизни. Разуверившись в идеалах, в тех постулатах, поклоняться которым призывали долгие годы радио, телевидение, газеты, люди со слабой волей, психикой стали на неправедный, алчный путь наживы, преступлений. Потенциально они давно «созрели», давно готовы были проявить себя с этой стороны. Нужны были только условия, которые бы раскрыли эти их качества. И такие условия — землетрясение — наступили.

Не хочу быть пророком, но мне думается, в нашем обществе за те самые годы, в том самом поколении, которое называют обманутым, видимо, еще найдется немало потенциальных мародеров, которые ждут своего часа, своего землетрясения. И сегодня надо крепко думать над тем, как предотвратить этот их страшный шаг.

Мы продолжаем патрулирование по ночному городу. Ближе к полуночи машин и людей на улицах меньше: комендантский час. И вдруг… На середину дороги выбегает мужчина средних лет и машет руками. В свете фар его лицо кажется испуганным, губы трясутся. Останавливаемся. В чем дело?

— Товарищи! Правда, что сегодня ночью будет новое, еще более сильное землетрясение? — умоляюще смотрит он на нас.

— Откуда у вас эти сведения? — Старший лейтенант Савенко напрямую задает вопрос.

— Все говорят, — неопределенно пожимает плечами мужчина. — Соседи вроде бы по радио слышали. Вещи собирают…

Видим, что прямой вопрос офицера поставил неизвестного в некоторое замешательство. По всему чувствуется, он поддался паническим слухам, которых тогда было немало в разрушенном городе, и теперь сам стал невольным (а может, умышленным?) их распространителем. Ведь, знаем, никаких сообщений по радио не было.

Старший лейтенант Савенко как можно спокойнее говорит об этом мужчине, просит его передать своим соседям. Но мужчина, чувствуется, не верит, продолжает расспрашивать. Я прошу его назвать себя. Неохотно произносит: «Акопян, Гарик». Работает сторожем.

Уходит он от нас не таким взвинченным. А я думаю о том, что, когда не работает телевидение, когда людям неоткуда получить объективную информацию о происходящем, каждое правдивое слово обретает действительно цену золота. И городским властям, думается, тут нельзя было упускать инициативу, контроль за обстановкой. Панические слухи порой могут породить такую же волну эмоций, страха, как и землетрясение.