Ничто не предсказывало бед Епистинье, но наступивший год будет наполнен событиями, войнами, которые никак не могли обойти ее повзрослевших детей: война с японцами у монгольской реки Халхин-Гол, договор с гитлеровской Германией о ненападении с секретными протоколами о разделе «сфер влияния» в Европе, начало Второй мировой войны, освобождение Западной Украины и Западной Белоруссии, введение наших войск в Литву, Латвию, Эстонию, война с Финляндией.
Но это все впереди, а пока жили близкими, земными заботами: в районе обрекли на снос хутор Шкуропатский, на хуторе Первое мая отводили участки земли для переселяющихся. Получил участок и Филипп, три четверти гектара; теперь надо строить новую хату, начинать другую жизнь.
Как ни сроднились с хутором Шкуропатским, с хатой, садом, местом у реки, делать было нечего. Хутор Первое мая был центром колхоза, там правление, председатель, побольше народу, поближе к Тимашевской, веселей жизнь.
Прошедшим летом Филипп с приезжавшим на каникулы Павликом, Сашей-Мизинчиком, женой Шурой заготовили для хаты саман: завезли глину, солому, замесили лошадьми. Саманные кирпичи подсыхали, можно было бы и начать строиться, но тут выяснилось, что надо доделывать колхозные дворы, иначе некуда будет ставить скот на зиму. Правление колхоза обратилось с просьбой ко всем, кто может, дать саман взаймы. Филипп отдал саман в колхоз, постройку хаты отложили до будущего лета.
С переездом можно было не спешить: Вера с Сашей ходили в школу-семилетку в станицу Днепровскую, которая была ближе к Шкуропатскому, Вера — в седьмой класс, Саша — в шестой. Лучше дать им доучиться там. А в десятилетку в Тимашевке удобнее ходить уже с хутора Первое мая. К тому же Шура ждала ребенка.
Зимовали на Шкуропатском последнюю зиму.
Если погода была хорошая, Вера и Саша приходили из школы домой, прошагав пять километров по степной дороге, а в мороз, в метель жили в станице всю неделю до выходных.
«Вера ходила в школу в станицу Днепровскую, — рассказывала Шура, жена Филиппа. — Уходила на неделю и жила в станице на квартире, на выходной приходила домой. Одевалась Вера со вкусом, носила тапочки, береты, юбки, платья, ее называли «интеллигенткой». Когда я была в положении, она очень ждала племянницу, девочку, так как у Вани, Коли были сыновья, мальчики. Просила, что сама даст ей имя, когда родится, а пока не говорила, каким именем назовет. Жила на квартире с Ниной Бречко».
Нина Семеновна Цыбуля (Бречко) рассказала: «Вера была не скупа, поделится, угостит. Ухитрялась собрать посылочку и послать своим братьям Илье или Павлу.
Зимой жили на квартире, Саша и Вера вдвоем, питались тем, что из дома возьмут на неделю. Из этих продуктов она экономила на посылочку братьям. Готовили сами, топили тем, что заготовят с осени. Косили камыши и собирали в поле корешки из подсолнуха. Одевались — можно сказать, полуголые. Вера одета была в старенькое пальтишко, то, что не доносила Валентина Михайловна, на голове берет, обута в туфли парусиновые, а зима была морозная. Протопили печь, Саша с Верой с утра и учили уроки возле печки. Вера угорела. Когда мы шли в школу, она нам говорила, что болит голова. Но мы пробежали по холодному воздуху, она в берете по холоду. Зашли в класс, сели за парты. Мы сидели с ней возле печки, а через минут пять она начала умирать: сползла под стол, все испугались, подошел учитель. Вынесли на воздух, снегом хотели тереть, а когда узнали, что угорела, надо горячую воду, но уже было поздно. Так я потеряла свою подружку».
Филиппу на хуторе сообщили о Вере. Он не стал пока ничего говорить матери, взял лошадь с санями и поехал в Днепровскую. Тут выяснилось, что надо везти Веру в больницу в станицу Тимашевскую, чтобы знать точную причину ее смерти.
Филипп, Филипп… Каково-то было ему везти умершую сестренку на санях из Днепровской в Тимашевскую. Дорога проходила недалеко от родного хутора, где мать еще ничего не знала. Филя видел, что мать особенно любила Веру, относилась к ней с виноватой нежностью. Он знал — почему. Как теперь сказать матери? Как подготовить к такой вести?
Шура рассказала, что было дальше:
«Врач жил в Приморско-Ахтарске, Филиппу сказали: или вези сестру в Приморско-Ахтарск, или жди, когда врач приедет. Решили ждать. На третий день приехал врач. Епистинии Федоровне не говорили о смерти два дня, сказали — заболела. Она просилась навестить Веру. И говорила, почему вы мне не говорите, что с ней, я поеду, она умерла, наверно. Но ей отвечали, что врач не пускает к ней никого. А когда уже ехали забирать из больницы, то маме сказали, что Вера умерла…»