К Степановым тянуло, как в клуб. Мальчики всего хутора имели своих ровесников и приятелей среди братьев. Ну а где мальчики, там и девочки. Хорошо было даже просто сидеть или лежать на траве около степановской скирды соломы напротив хаты и говорить обо всем на свете или играть тут в лапту.
В слякоть, холод набьются в хату, на теплую широкую русскую печку, смеются, рассказывают что-то. Епистинья печет на плите оладьи и подает им туда на печку, а там орава своих и чужих ребятишек. В такой компании как хороши, как вкусны были эти оладьи, и запомнились они на всю жизнь оставшимся в живых друзьям и подругам братьев не только тем, что вкусны, а тем, как особенно хорошо всем было в эти минуты, всех их овевала теплота хаты Степановых, доброта Епистиньи. Словно бы души каждого дружески касалось что-то простое, естественное и великое.
Михаил Николаевич всегда что-нибудь мастерил, стучал в кузнице или что-то делал на подворье. И кузница, и отцовы разнообразные инструменты, его занятия по хозяйству притягивали сыновей, а с ними и других мальчишек. Отец не прогонял ребят, не отпугивал суровой погруженностью в дело, наоборот, включал в работу, доверял инструменты, терпеливо учил делу.
Сколько нерастраченных духовных сил было у ребят, сколько желания действовать, что-то делать. Неперекормленная, не задавленная «обилием ненужных сведений», душа каждого рвалась к работе, к творчеству. Энергия молодых, полных сил ребят искала выхода.
Их притягивали ярмарки в станице, скачки. Появилось кино, в коммуне и в Тимашевской — ну как же не посмотреть на такое диво!.. Хороши были ночи под Рождество. Ровесник Ивана Тимофей Тимофеевич Свенский, сосед Степановых, вспоминает: «Вместе встречали рождественские праздники. Ходили по хатам и в стихотворной форме поздравляли с наступающим Новым годом, счастьем, радостью, осыпая хату пшеничным зерном: Иван, Федор, я, другие ребята с хутора. Мы хорошо пели, ходили со звездой, и нас охотно принимали. Угощали пряниками, монпансье, колбасами, давали деньги, но мало…»
Подраставшие мальчики Степановы тянулись к делу, к ремеслу, к чему-то нужному всем жителям хутора.
Особенно тянулись на хуторе к музыке, она была более доступной, петь тогда любили все. Пели во время работы, пели вечерами у костров или, собравшись у кого-нибудь в хате на посиделки, пели за праздничным столом.
Любила петь Епистинья, голос у нее был замечательный, грудной, сильный, наполненный печалью. Плясать она, кажется, никогда даже и не пыталась, это было не ее, а пела хорошо… Михаил, когда был помоложе, играл на гармони, мог и сплясать. Увлечение гармонью передалось Николаю.
С помощью отца сыновья сами склеили простенькую балалайку. Уж как были ей рады! Установили очередь, каждый ждет не дождется, чтоб взять в руки, ударить по струнам и услышать ее веселый, свойский голос.
Михаил Николаевич, видя, как ребята тянутся к музыке, предложил: «В станице Тимашевской у Красного моста один человек продает скрипку. Хотите купить? Тогда запрягайте лошадей и возите нашу солому в станицу на продажу. Вот и заработаете деньги».
Очевидно, он и сам хотел купить эту скрипку, порадовать сыновей, но с деньгами туго было. Вот он и примеривался так и эдак. Лучше всего — дать возможность ребятам самим заработать деньги, да на них и купить, тогда и беречь скрипку будут особенно.
Вася организовал братьев и хуторских ребят. Азартно таскали солому, грузили на арбу, утаптывали, увязывали.
Все удалось замечательно! Вскоре Вася вернулся из станицы, бережно держа в руках футляр со скрипкой — это же не самодельная балалайка, а удивительный волшебный инструмент.
Отец на скрипке играть не умел. Один из хуторян помог настроить ее, показал, как играть, ну а дальше — сам. Вася легко освоил капризный и чуткий инструмент, освоил сам, самоучкой. Когда позже спрашивали его: «Ты учился играть по нотам?», он отвечал с улыбкой: «Нет, по звездам…»
Скрипка Василия осталась в памяти всех хуторян, владел он ею прекрасно, иногда этим даже хвастался; предлагал, например, приятелю: «Хочешь на спор: сегодня буду играть так, что люди будут плакать!» И действительно, играл виртуозно, вдохновенно, так что простодушные его слушатели не скрывали слез, воспринимая лившуюся печаль.
У Васи запела скрипка, у Николая баян, была еще самодельная балалайка, приходил с соседнего хутора в гости брат Епистиньи дядя Свиридон, он хорошо позванивал на бубне, нашлась у кого-то мандолина, кто-то купил гитару.
Одаренный музыкальным слухом Василий организовал настоящий оркестр, проводил репетиции. И вскоре оркестр «запросился в люди».
В бывшем доме пана Шкуропатского работали школа и ликбез. По вечерам здесь решили открывать клуб, не по хатам же собираться. В этом клубе к месту оказался и оркестр, и первое публичное выступление сразу принесло ему громкую славу.