Епистинья Степанова

По этой улице между рядом белых хат и рядом желтых скирд, по дороге, присыпанной былинками крупной, лоснящейся соломы, и шел Михаил со старостами к хате Данилы. Одет он, конечно, в лучшее, что у него имелось, по русской крестьянской моде того времени: брюки заправлены в хромовые сапоги, рубашка-косоворотка навыпуск, подпоясанная тонким ремешком, пиджак и кепка-восьмиклинка или, может быть, высокий картуз. Рядом шли приодевшиеся старосты и мать.

В хате Данилы сватов ждали. Подмели пол, прибрались. Наряжаться хозяевам не обязательно, но одеться надо почище, чем обычно. Ну а невеста надела свою любимую белую вышитую кофточку и нарядную юбку. Мать Пести Феодора Корнеевна и жена Данилы взволнованны и суетливы, Пестя же — растерянна, хмура, не скрывала досады и недовольства, так что на нее приходилось покрикивать. Больше всего ей хотелось в эти минуты, чтобы сватовство как-то отложилось, не состоялось.

Увидев в окошко идущих по улице сватов, в хате засуетились, заканчивая последние приготовления и быстро разговаривая почему-то вполголоса. Пестя, как и заранее условились, выскользнула из хаты и забежала в амбар.

Сваты зашли в хату, покрестились на иконы в переднем углу, поклонились: «Здравствуйте, хозяева, люди добрые!» В ответ с достоинством поклонились и поздоровались хозяева и пригласили гостей садиться.

Гости положили на стол хлеб, и, помолчав, покашляв, все заговорили о погоде, об урожае, о расчетах с паном Шкуропатским. Михаил крутил в подрагивавших руках кепку, украдкой оглядывал хату, начиная беспокоиться, не видя самой Пести. Хотя и отец, и Данила дали свое согласие и дело считалось решенным, Михаил волновался, посматривал по сторонам, вздыхал, слушая совсем ненужный разговор: где же сама-то Пестя, не убежала ли куда, не уехала ли опять на тот хутор, отказавшись выходить за него, а если еще здесь, то что она сейчас скажет.

Наконец гости оставили свой глубоко и искренне интересовавший всех разговор о погоде и урожае, почувствовав, что нашли общий тон и хорошее понимание. Сосед, ощутив поощрительный толчок Николая ногой, с улыбкой завел разговор в том смысле, что вот есть у них купец, а у хозяев есть красный товар… Теперь все смотрели уже, чуть улыбаясь, на Михаила.

Феодоре Корнеевне и Даниле будущий зять не мог не нравиться: степенный, спокойный, даже смирный, крепкий, лицо доброе, работящий, мастеровой. Что еще желать Песте? Хозяева и ответили в том смысле, что они-то не против, хоть уж очень молода красная девица и вроде бы рано ей еще, но как сама скажет, так и будет.

Пестя смотрела в дверную щелку амбара на окна хаты, втайне еще надеясь, что все как-то отложится, не состоится. Но из дверей хаты торопливо вышла жена Данилы и, заглянув в амбар, сказала, улыбаясь, взволнованным шепотом:

— Пошли!

Пестя встала на пороге хаты, тоненькая, шестнадцатилетняя. «Уже не девочка, но еще и не девушка», но в ней уже чувствовался крепкий характер, степная крестьянская красота.

Родителям Михаила невеста вряд ли так уж нравилась: совсем молоденькая, наймичка, ни хаты, ни приданого, но Михаила в семье любили и уважали, все-таки старший сын, отцов помощник, добрая душа, и раз уж так просит, так настаивает — что ж, так тому и быть. Но сегодня они держались уверенно: у жениха много преимуществ перед невестой.

Михаил и Пестя встретились глазами и впервые прямо и значительно посмотрели друг на друга.

По обычаю, Михаил подошел к ней, и они отошли в сторонку, к окошку, немного поговорить наедине. О чем говорить! Какие слова могли выразить их состояние?

Михаил смущенно и успокаивающе улыбался, показывая, что он понимает ее состояние, ее сомнения, но что все будет хорошо. Пестя выглядела растерянной, но она же была красивая девушка, «гарна дивчина», и не могла не показать Михаилу, что она «недовольна».

Данила твердым голосом позвал Пестю и Михаила к столу, строго спросил сестру: «Ну что, согласна?»

Михаил радостно улыбался. Пестя посмотрела на мать, на брата и опустила голову.

«Ну вот и хорошо!» — сказал Данила.

Все обрадованно зашумели, Феодора Корнеевна, перекрестившись, разрезала крест-накрест принесенный сватами хлеб и благословила дочь иконой Божьей Матери. Это была старинная родовая икона, привезенная вместе с другим имуществом с Украины; этой иконой благословила саму Феодору на жизнь с Федором ее мать.

На столе появилась бутылка горилки, и Данила, Феодора Корнеевна и родители Михаила стали обсуждать деловую сторону: свадьбу, приданое, условия жизни молодых.